— Ази, зачем ты его разбудила? Ведь он мог тебя убить? — спрашивали ее.
Морщинистое лицо старухи на мгновение светлело, и в глазах ее вспыхивали горячие искорки.
— Разбудила, чтобы он увидел.
— Кого, Ази?
— Меня… Мой кинжал…
Немного помолчав, она добавляла:
— А что?.. У мести есть свой язык… Но не все его понимают…
Выйдя^из тюрьмы, Ази нашла свое хозяйство разоренным. С тех пор ушла она в город, стала ходить по дворам, стирать чужое белье.
Кто бы сказал теперь, глянув на Ази, что это та, некогда гордая, статная женщина? Жизнь жестоко расправилась с нею. Корыто прачки согнуло ее в дугу иссушило.
Одно только доброе честное имя и осталось у Ази. Рассыпь под ее ногами золото — не возьмет и крупинки. Вот почему, куда бы она ни пришла, перед ней открывались все двери, ей весь дом доверяли.
Старуха много курила, иногда непрочь была выпить. Курила она какой-то крепчайший-табак, которым туготуго набивала свою длинную трубку, а пила водку "тоже крепчайшую, «семивзводную».
Иногда, возвращаясь по вечерам домой, Ази спускалась в погребок Геворка, всегда напитанный запахами дыма, пота и вина.
Трактирщик молча наливал ей стакан обжигающей водки, посыпал солью кусок черного хлеба и клал на прилавок.
Ази молча расплачивалась, потом залпом выпивала водку и, жуя хлеб, так же молча уходила.
Печально глядели ей вслед завсегдатаи погребка и, тяжело вздыхая, чокались, на мгновение нарушив очередность своих тостов.
— Что ж, выпьем по одной за здоровье этой несчастной!..
«Несчастная…» Иначе и нельзя было назвать старую Ази…
Как-то утром Ази повела Микаэла в квартал персидских бань.
Это был особый мир, раскинувшийся у подножия скалы с крепостными развалинами на верхушке. По склону скалы лепились один над другим убогие домишки. Словно спасаясь от беды, взбежали они вверх, к самому подножию крепостных сооружений, и со страхом поглядывали оттуда на катившиеся внизу воды широкой реки. Между домишками змеились узенькие улочки, порой такие тесные, что на них с трудом могли разойтись два хорошо навьюченных верблюда. А ближе к берегу реки расположились знаменитые бани и рядком с ними чайные, привлекавшие посетителей из самых отдаленных районов города.
Как гласит предание, именно отсюда город и получил свое начало, а затем, разрастаясь, захватил новые холмы, ущелья и балки.
Говорят, что немало родников и речушек осталось под многоэтажными домами и просторными улицами города, а он все расширялся и мало-помалу завладел всей огромной долиной реки по обоим ее берегам.
