Но тут вдруг выяснилось, что в 1940 году Особое совещание никого не имело права приговаривать к расстрелу: по его приговору преступники ссылались в отдаленные местности СССР, и максимум, что Особое совещание могло, это приговорить к 8 годам лагерей. То есть выяснилось, что на самом деле прокуратура доказала, что поляков расстреляли немцы, как оно и было. Но зачем это было надо Горбачеву, уже провопившему на весь мир о том, что поляков расстреляли русские? Зачем это надо было полякам, которые уже заплатили взятки советским сволочам и теперь ждали окончания этого дела, чтобы вызвать у польского населения ненависть к СССР и этим затолкать Польшу в НАТО?
Но тут алчная советская государственная бюрократия решила, что обворовывать СССР будет удобнее, если разорвать его на части. А после Беловежского сговора архивы СССР достались ЕБН. Тот решил, что раз в архивах нет нужных документов, то их необходимо смастерить. И к осени 1992 года таки смастерили. Получилось очень красиво — ну совсем как настоящие. Сделали из этих подделок ремесленников из бывшего КГБ и Академии наук РФ две ксерокопии, украсили копии фиолетовыми печатями, заверяющими их подлинность, и одну тут же потащили в Конституционный суд, в котором очень кстати слушалось «дело КПСС». Получалось удачно: послушные судьи примут на веру эти фальшивки, обвинят КПСС в убийстве этих офицеров. И получится, что Катынское дело рассмотрит суд, и все будут в шоколаде: Польшу втолкнут в НАТО, прокуроры и «ученые» из российских архивов будут гулять на польские злотые, а Россия станет платить дань размножившимся в Польше родственникам трусливых офицеров, мужественно подставившим затылки немецкому ефрейтору, отправившему их на службу Сатане.
Эту копию с фиолетовыми печатями на суд представили адвокаты ельциноидов Шахрай и Макаров. Представили в пачке из 200 других документов, чтобы протолкнуть фальшивки под шумок рассмотрения разных других вопросов. Но всю «малину» ельциноидам истоптали адвокаты КПСС Слободкин и Рудинский. Особенно повеселился Слободкин, хотя вообще о Катынском деле он узнал именно в тот момент, когда мошенники предъявили в суде свои фальшивки, и по сути Катынского дела Слободкин без подготовки ничего сказать не мог. Но по профессии Слободкин судья, потому он начал рассматривать внешний вид этих фальшивок и указывать Зорькину и остальным судьям Конституционного суда на вопиющие признаки подделки. Образно говоря, начал тыкать Шахрая и Макарова фейсом не в шоколад, а в дерьмо. Признаков фальшивки было много — около 50. Но Слободкин указал на один, сразу же бросавшийся в глаза: некое «письмо Берии» было написано 5 марта 1940 года и рассмотрено Политбюро 5 марта, т. е. в тот же день. А такого технически быть не могло.
