— Угощайтесь, хозяин.
Мацей взял изрядную понюшку и чихнул три раза подряд, да так, что у него даже слезы выступили на глазах.
— Ох, и крепок же, черт его дери! — и рукавом вытер глаза.
— Будьте здоровы! Петербургский, он для глаз полезный.
— Заходите завтра ко мне. Я корову зарезал, так найдется и для вас какой-нибудь кусочек.
— Спаси вас Господи… Это Борына, кажись, а?
— Он самый. И как это вы меня узнали?
— А по голосу да по разговору.
— Все ходите? Ну, что на свете слыхать?
— А что слыхать? Где хорошо, где худо — по-разному, так уж на свете водится. Все кряхтят да жмутся, как надо подать нищему страннику, а на водку у всех хватает.
— Верно вы говорите. Так оно и есть.
— Ох-хо! Столько лет бродишь по матушке-земле, так чего только не узнаешь!
— А куда же девался тот хлопчик, сирота, что вас летом водил! — спросила жена войта.
— Ушел, ушел от меня, проклятый, и мою суму выпотрошил… Были у меня гроши кое-какие, что мне добрые люди подавали, и нес я их, чтобы отслужить молебен Ченстоховской Божьей Матери. А он, гад этакий, стащил их и ушел от меня!.. Смирно, Бурый!.. Это, должно быть, войт идет. — Старик дернул веревочку, и собака перестала ворчать.
Это действительно пришел войт. Он бросил кнут в угол и уже с порога закричал:
— Жена, есть давай, голоден я, как волк! Мацей, здорово! А вам чего, дедушка?
— Я к тебе насчет завтрашнего суда… — начал Борына.
— А я подожду, пан войт. В сенях прикажете — и то ладно, позволите мне, старику, у огня посидеть, — посижу. А дадите мисочку картошки или хлеба кусок, так Богу за вас помолюсь… все равно как за тех, кто деньгами подает.
— Сидите, сидите, дадут вам поужинать. Если хотите переночевать, так ночуйте.
И войт засел за миску, от которой шел пар, — в ней был тертый картофель, обильно политый топленым салом. В другой миске хозяйка подала простоквашу.
— Садитесь, Мацей, с нами, поешьте, что Бог послал, — приглашала она, кладя на стол третью ложку.
— Спасибо. Я, как из лесу приехал, наелся досыта.
— Ничего, беритесь за ложку! Лишний раз поесть не вредно, вечера уже долгие.
— От долгой молитвы да от полной миски еще никто не помирал, — вставил слепой.
Борына все отказывался, но потом сел к столу очень уж щекотал ноздри вкусный запах сала! — и стал есть не спеша, чинно, как того требовало приличие. Жена войта то и дело вставала, подбавляла картошки и подливала простокваши.
Собака нищего все время беспокойно вертелась и жалобно скулила от голода.
— Цыц, Бурек, хозяева еще едят… потом и тебе дадут, не бойся… — успокаивал ее дед, жадно вдыхая аппетитный запах и грея руки у огня.
