Лот положил трубку. Уф! Уин сделал ему сочувственную гримасу, а Пелл снисходительно поаплодировал с небес.
* * *
Пожалуй, именно с этого времени Говоров стал выделять в парижской толпе — в магазинах, в метро, на улице — людей, которых он раньше не замечал. Не по одежде — одеты они были, как все, прилично или небрежно — а по некоторой замедленности в движениях и затаенному страху, растерянности в глазах Говорову казалось, что они его тоже узнавали, как по особым приметам узнают друг друга члены тайного ордена или больные неизлечимой болезнью.
Пожалуй, именно с этого времени им овладело беспокойство, но без свойственной герою Пушкина охоте к перемене мест. Когда-то Говоров любил путешествовать, он объездил на машине пол-Европы — теперь призывы туристских агентств провести отпуск на Канарских островах или уик-энд в Пицце воспринимались как издевательство. Говоров еще приходил в бюро и, лишь сидя за своим столом, занимаясь привычным делом, обретал некоторую уверенность. Но это тоже было как транквилизаторы, как снотворное, на несколько часов. Его кабинет, его работа — это уже не принадлежало ему, вот-вот будет отобрано. Затянувшееся прощание, как с Аленой и Лизой, которые пока присутствовали в его жизни и, может, не догадывались, что должны будут уехать, но Северный вокзал и вагон Париж — Москва маячили невдалеке. Верный признак конца: телефон на его рабочем столе — обычно он подпрыгивал, как чайник на огне, выплевывая трели звонков, — нынче он нехотя чирикал пару раз в день. Изменились интонации голосов его собеседников. В течение десяти лет русский Париж отвечал ему с радостной готовностью — звонок от Говорова означал предложение заработка. Сейчас с ним разговаривали, как со служащим похоронной конторы — скучные фразы, вздохи, соболезнования.
…Странный был сосед в доме Говорова. Деловитый, решительный господин что-то постоянно перетаскивал из багажника в багажник своего автомобиля, часами мыл, драил, чистил кузов, садился за руль, прогревал мотор — и никуда не уезжал. Говоров считал его тихим сумасшедшим, и вот недавно, здороваясь, встретился с ним взглядом… Нет, какой же он псих! Это будущее Говорова.
Кира выписалась из госпиталя, но была очень слаба. Ее приходилось возить туда на консультации и анализы. Девочки перебрались в свою квартиру, и Говоров метался между двумя домами — покупал продукты, переносил книги, вещи, кастрюльки с едой (что-то вкусное Кира и Алена соответственно пересылали Лизке и Денису), укладывал спать, целовал носы, рассказывал сказки взрослым и детям. В бюро он почти не заглядывал, все свободное время отнимали домашние заботы. Иногда Говоров себя спрашивал: как же он раньше умудрялся еще и работать?
