— Неужели мы будем говорить вот так? — Она всматривалась в каждую черточку лица сына, тут же переводила взгляд на разглядывающего ее малыша. — Маленький, какой же ты хороший, Ванечка.
— Обойдемся без сентиментальных сцен, прошу тебя, — с раздражением сказал Мартов.
— Жора, я не могу больше терпеть такое положение вещей.
— Я освободил тебя от забот о себе, чем ты недовольна?
— Освободил от жизни? Ты теперь сам отец, неужели не смягчилось твое сердце?
— Есть вещи, которые со временем не теряют актуальности.
— Словно о преступлении говоришь. Давность времени не смягчает приговора, — горько усмехнулась Нина Петровна.
— Я хочу, чтобы ты больше не приходила.
— Я люблю тебя, ты мой сын, вот стоит мой внук, который не знает своей бабушки. Это методы инквизиции. Но ведь я не ведьма, меня не за что сжигать на медленном костре. Три года страданий и одиночества — не достаточное ли наказание для матери?
— Ты прожила эти годы, проживешь и много других. Ведь рядом с тобой до сих пор мужчина твоей мечты?
— Да, Олег Викторович все это время был моей поддержкой, опорой, другом, — неестественно выпрямившись, ответила Нина Петровна.
— Ты хочешь, чтобы я сказал, что прощаю тебя? Изволь, прощаю, но принимать в своем доме вместе с ним не буду. Ведь без него ты не захочешь этого, тебе ведь нужен идеальный вариант.
— Человеческий, Жора, самый простой. — На глаза женщины набежали слезы.
— Нет, нет, этого не надо. Я не выношу твоих слез, они у тебя, как всегда, не вовремя.
— Твоя комната все это время не занята. Ты напрасно приходил за вещами тайком, поверь, дома тебе никто не желает ничего плохого.
— Мой дом там, где моя семья, моя жена и ребенок. Я в любое время сажусь за стол, зная, что никто и ничто не испортит мне аппетита. Я привык к покою, оставь свои попытки.
— На детей не принято обижаться, я продолжаю любить тебя. Ты мой единственный ребенок, я надеюсь, что ты еще одумаешься. — Нина Петровна посмотрела сыну в глаза, он отвел взгляд. Малыш уже нетерпеливо тянул его за руку. — Не буду вас задерживать, если решишь, что пришло время, мы всегда рады видеть вас всех. До свидания. — И Нина Петровна напоследок прикоснулась к куртке сына быстрым, неловким движением.
Георгий пристально посмотрел на нее, в какое-то мгновение ему показалось, что это все нереально и происходит не с ним. Словно он говорит не свой текст, заставляя себя играть надоевшую роль. Сейчас ему казалось, что если бы мать сообщила, что осталась одна, порвала с Раздольским, то через какое-то время он позволил бы ей вновь занять место в своей жизни. Но она все еще была с отчимом, значит, он ей нужен больше, чем сын. Нечего говорить высокопарные слова, все остается по-прежнему. Мартов отогнал от себя подступающее чувство вины. Каждому свое, решил он и, взяв сына за руку, пошел не оглядываясь. Он никому не рассказал об этой встрече. Только вскоре стал ловить на себе странные взгляды бабы Любы. Он не знал, что она регулярно созванивается с его матерью, поддерживая ее в трудном, невыносимом положении. Реакция Георгия, вновь оттолкнувшего мать, не понравилась пожилой женщине, видевшей в своей жизни многое. Ей хотелось взять Мартова за плечи и хорошенько встряхнуть, чтобы у него в голове все наконец встало на место. Но Нина Петровна просила, чтобы их разговоры оставались только между ними. Господи, дети, дети… Баба Люба вглядывалась в лицо Георгия и поражалась тому, как природная красота этого мужчины легко уживается с уродливой душонкой. Когда-нибудь он опомнится, но, судя по всему, будет уже слишком поздно для всех.
