Он ждал. Ему казалось, что девушка ушла давно. Между тем не прошло и двух минут, как она постучала вновь.
— Herein.
Горничная подала ему свежий Badeblatt.
— Ну?.. Какой номер?
Она показала пальцем место на программе и сказала: «Шестой». Потом протянула ему сдачу.
— Возьмите это себе… Это вам…
— Как, все?.. Тут две марки восемьдесят пфеннигов. Программа стоит двадцать пфеннигов.
— Все, все вам… — Бахолдин торопился… — Да, еще. Дайте мне чего-нибудь поесть…
— Прикажете кофе?
— Да, кофе.
— И шлаг-зане?.. Может быть, масла с хлебом?.. Сухарей?
— Да… да… Скорее… Он читал программу.
«Nachmittags 4 Uhr im Kurhaus: Konzert des Kurorchesters. Leitung: Musikdirektor Willy Naue» [4].
Шестой, предпоследний номер:
«C.Machts: Tscherkessischer Zapfenstreich» — черкесская заря. Вечерняя заря русских черкесов… Русских?.. Да, Русских… Разве они все, эти доблестные Султан-Гиреи, лихие Улагаи, все эти мужественные люди с благородным характером не были русскими, верными слугами своего Государя?
Бахолдин смотрел дальше программу: «P. Tschaikowsky: Andante cantabile a.d. Streichguartett D-dur op. 11».
«Чайковский?.. Русское искусство, русский гимн живы? Они, загнанные в подполье, они, забитые жидами и хамами, смененные джаз-бандами негров и пролетарской музыкой, они все еще живут здесь?.. Тоже попали в эмиграцию. Что же выходит? Он, Бахолдин, умрет… И Пац умрет, или, может быть, его придушит где-нибудь Белая Свитка. А они не умрут. Россия не умрет.
Они вечны.
Или правилен тот девиз, что он с негодованием увидел однажды на первой странице подпольного белогвардейского журнала, подброшенного кем-то в его комиссариат: «Коммунизм умрет — Россия не умрет?..» Журнал назывался «Русская Правда»… Значит, есть Русская правда?.. Не все коммунистическая ложь?
Ему стало холодно. Горячий кофе с пышно взбитыми нежными сливками не мог подкрепить и согреть его. Его трясла лихорадка.
10
Когда зазвонили в гонг к ужину, в семь часов, Бахолдин нахлобучил мягкую старую панаму и вышел из санатория. Оживление ужина в санатории ему казалось невыносимым.
«Надо исполнять приказ доктора. Гулять тихими шагами… и не в гору». Сейчас же, только перейти через улицу, была железная калитка. За нею вход в парк. В парке было пусто. Во всех пансионах ужин был в семь часов, и все курортные гости сидели по домам за общими столами и за отдельными круглыми столиками пансионов и гостиниц. На улице пахло овсяным супом и пригорелым маргарином.
Бахолдин медленно спустился по усыпанной гравием дорожке в главную аллею и сел на скамейке.
