Журавленко и мы | страница 46

— Какому человеку? — сразу заинтересовались девочки.

— Больному?

— Пенсионеру?

— Ухаживать, да?

— Сами вы больные, — ответила Маринка, загадочно улыбнулась и вытерла слёзы.

— А кто он?

— Ну скажи!

— Он? — Взгляд Маринки стал ещё загадочнее. — В том-то и дело, что это можем знать только мы.

Она сказала это и пошла, чуть прихрамывая.

Девочки не крикнули ей на этот раз ни «задавака», ни «подумаешь», как крикнули бы после такого ответа в любой другой день. Они окружили её и пошли с нею.

Маринка могла бы не хромать. Никакого ушиба и никакой боли она не чувствовала. Ей было стыдно и неловко, что она так идёт, но изменить вдруг походку было ещё более неловко. И она продолжала прихрамывать.

Пройдя два квартала от школы, девочки не разошлись, как обычно, в разные стороны. Все заявили, что проводят её до самого дома, где живёт «этот человек».

Маринка остановилась:

— Не имею права идти дальше, пока вы не отойдёте. Я дала этому человеку честное слово.

От удивления девочки остановились.

И Маринка, прихрамывая, пошла одна. Она знала, что её одноклассницы смотрят ей в спину, и чувствовала себя одновременно и жертвой, и обманщицей, и победительницей.

Лёва явился домой с порядочной ссадиной на подбородке.

Грибов явился без единой царапинки.

Но был в их классе мальчик, который явился в тот день домой с разбитым носом, — это Алёша Харламов.

Дело было так.

Лёва, бежавший с двумя портфелями, всё-таки нагнал, наконец, Лёню Грибова во дворе какого-то дома.

Остальные мальчишки тоже вбежали за ними во двор.

Лёва швырнул наземь портфели, снял и бросил наземь пальто и крикнул Грибову:

— Становись!

Грибов не снял пальто, не стал напротив Лёвы, а увёртывался от ударов, нагибался и приседал, когда Лёва бросился к нему с кулаками.

Ударив его раз и другой, Лёва потребовал:

— Ну бей! Чего не бьёшь?

Грибов весь скорчился от страха. Плечи его поднимались всё выше, а голова словно врастала в туловище. Он прижал к себе руки и не замахивался на Лёву.

Тогда вышел вперёд Алёша Харламов, который и не кричал вовсе «Жених и невеста» и вообще никогда никого не дразнил, а просто любил помериться силой.

Началась честная драка мальчишек…

Лёва победил. И не потому, что он был сильнее Алёши Харламова, а потому, что мстил за обиду в то время как Алёше не за что было мстить.

Когда Лёва положил Алёшу Харламова на лопатки и сел на него верхом, не ему, а Грибову он крикнул:

— Вот тебе, Мухомор!.. Поганкин!

Таким образом, Грибов заработал вторую фамилию и не заработал ни единой царапинки.