Услышав это, Сью сказала: «Теперь я вижу их в трехмерном пространстве, а раньше они казались мне мерцающими на плоскости». Здесь не было контуров, границ и больших предметов, содействующих окклюзии или задающих перспективу. Не было никакого контекста – мы словно погрузились в громадную точечную стереограмму. Сью видела светящихся динофлагеллятов на различной глубине и на любом расстоянии – видела в трехмерном пространстве. Нам хотелось более подробно расспросить ее об ощущениях, но Сью, которая обычно охотно отвечает на такие вопросы, была так зачарована красотой морских светлячков, что не стала этого делать. «Хватит рассуждать, – сказала она, – вернемся к нашим фонарикам!»
Пытаясь найти аналогию своим переживаниям, Сью в своем первом письме ко мне писала, что ее опыт может быть сродни опыту человека, который родился с абсолютной цветовой слепотой, воспринимал мир только в оттенках серого цвета – и вдруг обрел способность воспринимать его во всей цветовой гамме. Такой человек, писала она, «будет, вероятно, ошеломлен красотой мира. Сможет ли он насмотреться на него?». Мне понравилась поэтическая аналогия Сью, хотя в справедливости ее сравнения я не уверен. Мой друг и коллега Кнут Нордби, страдавший полной цветовой слепотой, считал, что получение способности различать цвета в конце жизни, прожитой без этой способности, может оказаться большим ударом. Восприятие цвета было бы трудно или даже невозможно интегрировать в сложившуюся картину мира. Цвет остался бы непонятным, не вызывал бы никаких ассоциаций и не имел бы смысла для такого человека, например, как он.
Опыт Сью со стереоскопией не был, однако, ни неуместным, ни бессмысленным. Испытав кратковременную растерянность, она полностью восприняла новую способность и прочувствовала ее не только как некий бонус, но как естественное и восхитительное углубление существовавшего прежде зрения. Правда, Сью чувствует, что суть не в количественном приросте. Стереоскопия, полагает она, – это нечто новое и совершенно другое59. Причем это распространяется даже на восприятие таких двухмерных объектов, как фотографии, кинофильмы или живописные полотна. Все перечисленные изображения Сью теперь находит более «реалистичными» – вновь обретенная способность к стереоскопии позволяет ей представлять мир таким, каким он раньше был ей недоступен.
Дэвид Хьюбел с большим интересом отнесся к истории Сью и даже вступил в переписку с нами. Он особо подчеркнул, что пока что мало что известно о клеточных основах стереоскопии. Мы не знаем, имеются ли у животных бинокулярные клетки, отвечающие за детектирование различий в изображениях (сам Хьюбел считает, что имеются). Врожденное ли это качество или приобретенное? Мы не знаем также, что происходит с бинокулярными клетками, если косоглазие препятствует их развитию в раннем возрасте. Что еще важнее, не знаем, способны ли эти клетки восстанавливаться, если люди позднее обретают способность к бинокулярному совмещению изображений на сетчатках. Относительно Сью он писал: «Мне кажется, что у нее [восстановление стереоскопического зрения] произошло слишком быстро для восстановления нервных связей, и я скорее склонен думать, что аппарат стереоскопического зрения у нее был интактен и готов к работе и только ждал, когда произойдет совмещение изображений». Хотя, писал Хьюбел, «это всего лишь мое предположение».
