Глаз разума | страница 100
Доктор Абрамсон для обозначения этих нарушений пользуется более мягким выражением – «резистентность» – и считает, что необходимо провести еще один сеанс лазерной терапии. Однако пройденный мной в декабре курс лечения не помог. До меня стало доходить, что, видимо, предстоит пожертвовать узкой полоской сетчатки между опухолью и желтым пятном, которую так хотел пощадить доктор Абрамсон.
К апрелю 2007 года искажения изображения в правом глазу стали чересчур большими. Я стал плохо видеть, даже когда смотрел обоими глазами. Люди превратились в продолговатые и причудливые – в стиле Эль Греко – силуэты, склоненные в левую сторону. Так я представлял себе селенитов, когда читал книгу Герберта Уэллса «Первые люди на Луне». Смазанность и нечеткость изображений, которые раньше можно было объяснить плохим восприятием цвета, теперь распространились и на прочие аспекты зрения. Лица, в частности, казались мне прозрачными, одутловатыми и бесформенными от каких-то протоплазматических выпячиваний, как на картинах Френсиса Бэкона.
Все чаще и чаще я непроизвольно закрываю правый глаз. Острота зрения его резко упала, почти до 0,3. Я не могу разобрать теперь даже самые крупные буквы. Прежде я считал, что потеря центрального зрения – это катастрофа, но теперь зрение стало настолько плохим, что мне кажется, будет лучше, если центральное зрение правого глаза исчезнет вовсе. Решив, что мне уже нечего терять, мы запланировали третий сеанс лазерного облучения с захватом всей опухоли. Вероятно, теперь я окончательно избавлюсь и от нее, и от остатков центрального зрения.
Июнь 2007 года
Лазерная фотокоагуляция, проведенная спустя несколько недель, продолжалась около часа и состояла из последовательности множества точечных коагуляций участков опухоли. Я покинул больницу с массивной повязкой на глазу. Повязка должна прикрывать глаз до тех пор, пока не отойдет анестезия. Около девяти часов вечера я снял повязку, еще не зная, что я после этого увижу.
Я увидел в центре поля зрения огромную черную пустоту, контур ее напоминал амебу с ложноножками. Чернота расширялась, пульсировала – но края ее при этом сохраняли резкую отчетливость. Я поместил перед глазом палец, сунув его в темноту, и она поглотила его без следа, словно черная дыра. Посмотрев на свое отражение в зеркале ванной, я не увидел ни головы, ни правого глаза – только плечи и кончик бороды. Когда я это пишу, то не вижу кончика ручки.
Выйдя на следующее утро из дома, я видел только нижние половины шедших по улице людей. Это напомнило мне эпизод из «Улисса» Джойса, где он описывает синьора Артифони, как «пару толстых брюк», гуляющую по Дублину. Улицы полны юбок и брюк, движущихся голеней и бедер при полном отсутствии верхних половин тела. (Через несколько дней моя скотома увеличилась, и я стал видеть только ботинки и сапоги.)
