Я вспомнила вчерашнюю ночь. Мы занимались любовью и, когда я в последний раз взглянула на часы, была половина третьего. Алек еще не спала. Она разбудила меня утром завтраком в постель. Если она и спала, то очень недолго. Она снова рисовала. Что значило, что она снова рисовала? Она не рисовала, когда я поехала в Обри. Она была в мире и в ладу с собой и своим прошлым. По крайней мере, так казалось. Сейчас же она была напряженной и тревожной. Она теряла вес. Алек рассмеялась, когда я спросила ее об этом прошлой ночью и остановила мои вопросы поцелуями. Поглаживая ее спину, я чувствовала ребра под своими ладонями.
Она была прекрасна. Темные ресницы мягко лежали на бледных щеках. Как я это пропустила? Я убедила себя, что эта Алек была другой. Я хотела верить, что истерзанная замученная женщина навсегда исчезла, уступив место этой уверенной в себе сильной женщине, которую я начинала узнавать. Я думала, все было кончено. Но рисование было терапией для Алек. Накладывание штрихов маслом по холсту было то, как она справлялась с проблемами, единственным, известным ей способом справляться со своей жизнью. С чем она справлялась сейчас? Каких демонов я пробудила в ней и для нее?
Я плотно прикрыла за собой дверь и вернулась в гостиную. Я разберусь со злостью Алек позже, сейчас мне нужно было знать что было на той картине для Джиллиан. Написала ли Алек ее исключительно для своей матери? Или просто выбрала одну из уже законченных, потому что не знала, что подарить тому, кто был ей совсем чужим? Я отогнула скобы от деревянной рамы и отодвинула в сторону ткань.
Я зажмурила глаза. О, Алек. В этот момент я отдала бы все, сделала бы все за возможность стереть из памяти Алек все воспоминания.
Маленький ребенок в одиночестве играл на пляже. Фотографически точный стиль Алек был виден в каждом завитке белокурых волос, хлопчатобумажной ткани голубого комбинезона, в желтом песке у босых загорелых ног. Задний фон залитого солнцем пляжа и голубой глади Тихого океана был размыт. Маленький ребенок был центром этой картины и мне не нужно было вторгаться в мозг Алек, чтобы узнать эту девочку. Ее звали Келлен.
Я снова скрепила картину скобами. Алек не подала виду, что заметила, что я подглядывала. Она спала до самого утра воскресенья. Мы провели день в молчании, которое она не пыталась нарушить.
Я наблюдала за ней, замечая все то, что раньше была слишком слепа, чтобы увидеть. Она не отращивала волосы. Я могла сказать по неровным концам, что она просто забыла их подстричь. Она соврала о том, что поела на борту самолета. Авиалинии не подают еду в полетах, которые длятся менее двух часов. Завтрак, который она подала мне в субботу, не включал тарелки для нее. Я поверила ей, когда она сказала, что перекусила, пока готовила. Позже, когда она сказала, что должно быть не рассчитала и поела слишком много утром, я снова ей поверила. Она пошла спать приблизительно во время ланча и беспокойно проспала всю ночь. Если она и ела хоть что-то в эти выходные, то определенно не в моем присутствии.
