Ее последний звонок раздался в пятницу утром. Она оставила короткое сообщение с номером своего рейса и временем прибытия. Я пыталась расслышать в ее голосе, что она чувствует хоть что-то из-за моего молчания, но, похоже, Алек не замечала ничего странного. Думаю, что тот, кто не отвечает на звонки сам, не удивляется, когда это же делают другие.
Когда самолет приземлился, я сидела в своей квартире и ела пиццу. Когда она должна была стоять у багажной ленты, если, конечно, у нее был багаж, я принимала душ. Я сидела, завернувшись в халат, и смотрела телевизор, когда она должна была забеспокоиться, почему меня все еще нет. Я бесцельно переключала каналы и бросала взгляд на часы, думая о том, сколько времени ей понадобится на то, чтобы понять, что я не приеду.
Я позволила ей позвонить в дверь несколько раз, прежде чем встала с дивана и открыла дверь. Она знала, что я была дома. Моя машина стояла на парковке, а в окнах горел свет.
Алек была в ярости. Ее темные глаза метали молнии, когда она проскользнула мимо меня спустя два часа после приземления. Она бросила свои сумки в центре моей гостиной и медленно повернулась ко мне.
- И где тебя черти носили? Мой самолет приземлился два часа назад.
Я не была впечатлена. Ее злость была ничто по сравнению с той злостью, которую я испытывала всю эту неделю. Первый вопрос, который я задала, был не тот, который я готовила эти два часа.
- Почему ты не сказала мне о том, что снова рисуешь?
- А зачем? – резко ответила Алек. – Тебе никогда не нравились мои картины. Разве тебя волнует, рисую ли я снова или нет?
Ее голос стал еще резче, словно она контролировала свою злость, пока не узнала, что я не лежу в больнице в состоянии комы. Теперь, когда она видела, что я совершенно здорова и вполне была в состоянии забрать ее, как и обещала, она начала терять над собой контроль.
- Я чувствовала себя близким тебе человеком, Алек. Рисование значило для тебя все. Но ты даже не удосужилась сообщить мне, что снова начала рисовать.
Алек тяжело вздохнула и отвернулась. Может, ищет стакан? Она начала мерить шагами гостиную, нервно проводя руками по взъерошенным волосам.
- Черт возьми, Тори, у нас ничего не выйдет, если ты продолжишь играть в эти игры. Почему ты не позвонила мне? Если это так много для тебя значит, какого черта ты мне не позвонила? Ты оставила меня зря дожидаться тебя там из-за этого?
- Как насчет завтрашней выставки? – бросила я свой козырь. Почему я должна была звонить ей? Почему она не могла просто сказать мне? Почему каждую мелочь из нее нужно вытягивать так, словно это сверхсекретная правительственная информация?
