- Мам, зачем? Не надо никого!
Мать, высыпав в ведро то, что раньше было чашкой, грузно выпрямилась.
- Ты мне ещё будешь говорить, что надо, а что нет?!
Нимка понял, что лучше не спорить. По крайней мере, сейчас.
- Когда она приедет? – буркнул он.
- Через неделю. А пока…
Нимка взял у Соньки формочку и стал делать машинки. Много. Одинаковых.
«Я не хочу!». Тётку он не любил. Прошлым летом она приезжала: Соньку в сад не взяли, и та сидела с ней. А сейчас она будет смотреть за ним, как за мелким?
«Ну-ну…» - думал Нимка. В прошлый раз она, кажется, уехала с облегчением, и он даже не стал её провожать. Зачем? Он видел-то её пару раз в жизни… Это была какая-то мамина родственница, то ли двоюродная, то ли троюродная, худая женщина, с пучком чёрных гладких волос на затылке, яркой помадой на губах и розовыми ногтями, которые она красила по вечерам. Она варила борщ и гречневую кашу с тушёнкой, запихивала еду в Соньку, ругала Нимку за опоздания, да-да, она засекала время его прогулки! А ещё выгоняла его из-за компа и весь вечер переписывалась там с кем-то по «агенту». А он смотрел в тёмное окно и изнывал от скуки, потому что делать больше было нечего.
Иногда она читала Соньке книжки или ругалась с соседом, чтоб тот не шумел. Потом сосед ругался с матерью. Потом мать орала на Нимку. А Нимка смотрел в окно и думал, когда же она уедет. Без неё лучше.
И сейчас мать снова хочет этого?
«Может, она передумает… На фиг ей лишний рот? И заботы?» Нимка вздохнул. Как её убедить, что не надо?
Она и не слушала его никогда. Совсем. Ни когда разводились с отцом и выбирали эту комнату, ни когда устраивалась работать, да это ладно, он тогда ещё был мелкий. Встретит после школы, накормит, и – марш за уроки. Может, скажет несколько слов о делах, вздохнёт про Соньку, а он молча послушает – не знал он, что ответить. Мама всегда работала, когда она с ним разговаривала?
Нимка не помнил. И сейчас не видел способов, как ей объяснить, рассказать? Может, спросить, что это за соседка, и почему она, мама, так переживает из-за этих сандалий? Обычно мать хладнокровно относилась ко всем пересудам и спорам на лавочках.
«Я не пойду извиняться! Ни за что!» – Нимка встал, отряхнул колени, и, бросив в песок лопатку, сказал сестре:
- Копай. – А сам сел на лавочку и уставился на дорогу. Без мыслей.
По асфальту бежал чёрный тощий кот с белой кисточкой на хвосте. Проехала очень серебристая «тойота», за ней фыркнула старая «волга», мелькнул велосипед. Нимка вспомнил про кошелёк.
