Он в очередной раз обвел взглядом новобранцев, и я увидел, как каждый из них опустил глаза, молча соглашаясь с сержантом.
— Вы неправы, сэр! — почти выкрикиваю я, и отвечаю на изумленный взгляд сержанта: — Я, так же, как и мои друзья, подписал контракт потому, что хочу служить в армии. И после окончания учебного периода, если мне позволят, собираюсь подписать следующий.
Кофф некоторое время молча взирал на меня и, наконец, произнес:
— Значит, и ты, и твои друзья полные отморозки, — он перевел взгляд на сидящих, — Кого из этих ягуантов ты называешь друзьями, новобранец?
— Моих друзей здесь нет, сэр. Им предписано явиться на мобилизационный пункт через неделю.
— Да? Похоже ты, новобранец, не просто отморозок, а уникальный отморозок. Те, кого ты называешь друзьями, попросту развели тебя, и теперь полгода будут развлекаться с твоей милашкой.
Поняв, что доказывать что-либо этому армейскому дуболому бесполезно, я промолчал.
— Извините, сэр, — поднялся со своего места тот розовощекий пухлячок с большой сумкой, что уселся последним, — Новобранец Фолк, сэр. Разрешите задать вопрос, сэр?
— Спрашивайте, новобранец, — позволил Кофф, после некоторого раздумья.
— Извините, сэр, — повторился пухлячок, — А с какой целью вы пошли служить в армию?
Вопроса личного характера от новобранца сержант не ожидал, и было видно, что он борется между желанием наказать наглеца, или ответить. Однако единственный используемый в качестве карцера гальюн был занят, и возможно поэтому Кофф решил ответить.
— В отличие от вас, новобранец Фолк, я родился и вырос не в центре Конфедерации на одной из самых продвинутых планет, а в такой заднице, которая не имеет даже названия, а лишь регистрационный номер. Армия для меня была единственным шансом вырваться оттуда и посмотреть мир. И я благодарен Вооруженным Силам и Космофлоту за предоставление мне такой возможности. И каждый из вас, — снова Кофф обвел всех пальцем, — отнимает шанс у таких как я парней…
Я хотел было возразить, что задница бывает и на центральных планетах, ибо как еще можно назвать русскую резервацию, в которой я вырос, но снова сдержался, продолжая молча стоять и слушать обиженного судьбой сержанта.
Двое суток полета прошли вовсе не так страшно, как предвещал сопровождающий. Ноги конечно же затекали, и ягодицы немели, но так как сержант почти все время спал, забравшись на расположенные у противоположного края штабеля зеленых ящиков, то мы имели возможность не только вставать, но и прохаживаться, разминая затекшие конечности.
