Брат оглянулся с бешенством во взгляде.
— Заткнись! Если чего не понимаешь, заткнись! — И в ярости бессилия ударил кулаком по переборке.
Через некоторое время, уже вполне успокоившийся, он объяснял Тимуру:
— В мае, помнишь? У Гришки Апресьяна «Аэлита» сгорела? Ну, так это — результат…
Они стояли под рваным зонтиком летнего кафе, обедали беляшами, запивая лимонадом из бутылок.
— …Гришка как раз мотор перебрал, поистратился, а тут — эти! Он им и скажи: «Надоело!» Валите, дескать, куда подальше. На следующую ночь «Аэлита» и фурыкнула. Вот так-то, братишка…
Тимур впился в старшего брата взглядом. Привыкший во всем подражать ему, восхищаться его силой и ловкостью, надеяться на его поддержку, он впервые увидел Георгия в это новом, не слишком-то приглядном качестве — в качестве уныло-покорного данника, раз и навсегда смирившегося со своей крепостной участью.
— Но погоди! — Тимур все еще никак не хотел смиряться со сказанным. — Вы же работаете! Вы же — и ремонт, и покраска, и горючка! А они — что?! Ничего?!
— Ничего… — с усмешкой подтвердил брат.
— И вы — им?!
— И мы — им… — с той же жалкой снисходительностью, с той же интонацией подтвердил брат.
— Но вас же много! Вы большие!
— Э-э… — Брат скривился в усмешке. — Что толку, что нас много? Бьют-то нас поодиночке.
Тимур не нашел, что ответить. Он был и возмущен, и обижен, и оскорблен услышанным.
И словно бы новыми глазами глянул он на жизнь, которая привычно творилась вокруг. И с брезгливой неприязнью взгляд его тотчас стал выхватывать из окружающего тех, кто должен был, по его ощущению, быть в несомненном родстве с тем белокостюмным пижоном, который так беззастенчиво и нагло грабит его брата и других владельцев катеров:
и вельможного гешефтмахера, в багажник машины которого подобострастный грузчик торопливо носил с черного хода магазина какие-то коробки и пакеты…
и заведующего кофейней, который с видом полновластного владельца этой «торговой точки» возлежал в шезлонге у входа в заведение, грея на солнышке непомерное свое брюхо…
и рассевшихся на парапете набережной молодых бездельников, сопровождающих прохожих откровенно наглыми взглядами…
и милиционера, который с властительным видом оглядывал вверенную ему улицу, чему-то посмеиваясь и многозначительно поигрывая дубинкой…
и таксистов, которые на стоянке вели среди пассажиров свою нахальную торговлю…
и темной профессии самоуверенных, вельможно глядящих стариков, поигрывающих четками на террасах дорогих кафе, ведя нарочито ленивые, но, судя по всему, весьма важные разговоры.
