Идеалом Европы и в те, и в гораздо более поздние времена были единство «правильной» (хоть этого тогда многие не договаривали) нации и единство «правильной» веры. Поэтому здесь уже с XII века дымили костры, и «в великолепных автодафе сжигали злых еретиков». Еретичками чаще всего оказывались женщины. Почему? Возможно, религиозным деятелям Европы того времени мерещилось и что-то вроде «единства (правильного) пола», – иначе трудно объяснить их женоненавистничество, идею обязательного безбрачия клириков и святости монашества. Почему? Ведь первый же вселенский собор, в 325 г. в г. Никее определил священникам быть женатыми!..
Ислам, впитавший всю культуру межрелигиозного общения Востока, был гораздо терпимее и к различным собственным толкам и течениям, и к иноверцам, умел гораздо тоньше «подстраиваться» к ним, чем христианство средневековой Европы. Сегодня мы как нечто естественное воспринимаем, что человек остается человеком, независимо от цвета его кожи, его вероисповедания, его национальной принадлежности. Эта идея пришла во всечеловеческую культуру отсюда, с Востока. Даже во время войн с крестоносцами мусульмане терпимее относились к христианам, чем те – к мусульманам. Компактное проживание мусульман на контролируемых христианами территориях известно (напр. в Сицилии), но оно никогда не достигало масштабов, в которых христиане проживали на исламских территориях. Ислам гарантировал ахл ал-китаб, то есть «людям писания» – иудеям, христианам, в какой-то мере зороастрийцам – защиту от внешних врагов, неприкосновенность жизни и имущества при условии выплаты сравнительно небольшого дополнительного налога – джизии – от которого можно было легко уйти, приняв ислам. Эти иноверцы были ахл аз-зимма, т.е. «охраняемыми».
Принимать ислам у иноверца не было жизненной необходимости, и уж если благочестивый ремесленник или купец, вчерашний христианин, становился мусульманином, то, несомненно, по убеждениям. Но в том таилась и опасность для самого ислама, ибо каждый новообращенный приносил с собой комплекс мировоззренческих, культурных, идеологических, житейских ценностей и представлений, легко совмещавшийся с его прежними верованиями. Новообращенный был твердо уверен, что тем самым обогащает ислам...
Ислам же, жадно, как губка, впитывал согласующиеся с законом Мухаммеда христианские, зороастрийские, иудейские, буддийские, тюркские, монгольские и многие еще влияния, – и сам при этом становился иным. Возникали варианты ислама, самые разнообразные, и поскольку вырабатывались они в завийе аскетичных отшельников, носивших плащи из грубой шерсти, то и назывались суфизмом (суф – шерсть).
