*Прическа «мотодори» — со лба волосы выбривались, а на затылке заплетались в короткую косичку — символизировала принадлежность к самурайскому сословию.*
Охранявшие усадьбу воины пятого отряда принесли сакэ и устроили прощальный пир, в котором участвовали все — и командиры и рядовые солдаты. Шестнадцать человек, обреченных на казнь, изрядно захмелели. Дои Хатиноскэ из восьмого отряда пить не стал, а когда воцарился всеобщий храп, он не выдержал.
— Слушайте, вы! Завтра нас ждет смерть! — Он вцепился в плечо Сугимото из шестого отряда, растолкал его. — Послу-
209
шай, им сейчас ничего не втолкуешь, но ты-то, надеюсь, поймешь? Ради чего нам завтра умирать?
Сугимото наконец уразумел, в чем дело:
— Ладно, давай всех будить.
Люди очнулись и стали слушать. Смерти никто не боялся, с мыслью о ней смирились в тот день, когда стали солдатами и покинули родные края. Но за что, в самом деле, позорная смерть? Порешили добиваться разрешения на харакири.
Шестнадцать человек облачились в хакама и хаори и отправились в самурайский приказ.
— У нас неотложное дело, — заявили они дежурному служащему, — просим аудиенции у главы Городского магистрата.
Дежурный исчез во внутренних покоях и через некоторое время вернулся с ответом:
— Ваша просьба резонна, но не может быть удовлетворена. Каждому определено свое. Являться среди ночи и требовать аудиенции не подобает.
— Что значит «каждому свое»? — возмутились шестнадцать человек. — Мы те, кто завтра отдаст жизнь за отечество! Если не можете помочь нам, уйдите с дороги, мы пройдем сами. — И, не снимая обуви, двинулись по циновкам во внутренние покои.
*...не снимая обуви... — В Японии принято оставлять обувь у входа в дом.*
— Пожалуйста, подождите минуточку. Начальство вас примет, — взмолился дежурный.
Фусума раздвинулись, и тотчас же появились Коминами, Хаяси и еще несколько человек.
Такэути выступил вперед:
— Мы те, кто, повинуясь высочайшей воле, прощается с жизнью. В Сакаи мы выполняли приказ отрядных командиров и вины за собой не чувствуем. Трудно смириться с приговором к смертной казни. Но, если иного выхода нет, мы хотели бы услышать, за что подвергаемся такому наказанию.
Коминами нахмурился, был явно недоволен, но перебивать говорившего не стал, а когда тот умолк, обвел всех суровым взглядом:
210
— Хватит! Считаете себя безвинно пострадавшими? Командиры отдавали глупые приказы, вы совершали глупые поступки!
Такэути не сдавался:
— Трудно поверить, что это говорит глава Государственного надзора. Солдаты обязаны повиноваться приказу командира — глупого или умного для них не существует. Была команда «Огонь!» — мы и стреляли. Если каждый станет рассуждать, разумный или неразумный приказ, как же можно будет воевать!
