Ей хотелось спать, хотелось выбросить все из памяти. Но тут вошел Гранди, и она вздохнула, прикусив губу. Она не хотела разговаривать.
Он сел на край кровати и, взяв ее руку скрюченными пальцами, стал поглаживать. Она чувствовала, что он любит ее и беспокоится, и не могла его обидеть.
— Как ты? — спросил он тихо.
— Хорошо, — ответила она, как отвечала доктору, и соврала обоим. Но Гранди смотрел на нее, сострадая, его нельзя было обмануть, и она увидела, что он съежился, как от удара.
— Боже, зачем я разрешил ему переступить наш порог! — воскликнул он. — Стоило мне увидеть его, и я уже знал, что так и будет. Я его предупреждал, но ведь он самый…
— Не надо о нем говорить. — Марина прервала его резко, дедушкины пальцы еще крепче сжали ее руку, и он тихо застонал. — Сейчас я хочу спать.
Он посмотрел на нее и заботливо откинул ей прядь со лба.
— Ну конечно… — Он был одновременно и рад и обеспокоен. — С тобой все в порядке? Может быть, мне посидеть здесь? Я устроюсь в кресле и буду сидеть тихонько, как мышь.
Она коротко рассмеялась.
— Нет, не надо, спасибо, Гранди.
Она поняла, что дед боится оставлять ее одну, это было видно по глазам. Она вздохнула и погладила его по щеке.
— Я правда неплохо себя чувствую. Мне просто нужно заснуть. Доктор дал мне таблетки.
— Да, он мне сказал. — Гранди еще колебался. — Он сказал, от головной боли. Очень болит?
— Нет, больше не болит. Просто я хочу спать.
Конечно, им было о чем поговорить. Она так долго отсутствовала, и женщина, в которую Марина вдруг превратилась, казалась ей почти незнакомой. Целый год она пробыла девочкой, полуребенком, и никто даже не намекнул ей на истинное положение вещей.
Марина вспомнила миссис Робинсон и диковато засмеялась. Увидев, что Гранди испугался, она объяснила:
— Бедная миссис Робинсон, как ей, должно быть, хотелось все это обсудить. Она была просто молодец все эти месяцы!
Гранди нахмурился.
— Она очень добра. Все очень жалели тебя. Все оказались такими добрыми людьми, Марина.
— Да, так и есть, — и она вздрогнула. — Я понимаю и очень им благодарна. Просто я представила себе, как тяжело было миссис Робинсон. Тут такая потрясающая история, и невозможно ее как следует обсудить. — Она помолчала. — Наверное, за моей спиной все-таки обсуждали. — Интересно, что они думали? Например, о Гедеоне и… Нет, не надо об этом думать. Марина почувствовала тошноту. В желудке чтото зашевелилось, комната пошла кругом, и она закрыла глаза.
