Дворецкий стоял в дверном проеме и удивленно смотрел на Бенедикта. Наверное, в эту минуту ему не давал покоя вопрос, как здесь оказался этот джентльмен. Ведь он не пустил его в дом. Бенедикт не стал ничего объяснять. Вместо этого приказал послать за доктором, объяснив, где тот живет.
— Бедный Дженкинс, — заметила Женевьева, как только растерянный дворецкий вышел из комнаты.
— Черт бы побрал этого вашего «бедного Дженкинса». — Бенедикт сцепил руки за спиной. — Если бы вчера утром он пустил меня к вам, я бы давно уже послал за доктором и вы не страдали бы от жуткой боли целые сутки.
— Но он не виноват, ведь это я попросила никого не пускать.
— Не стоит его оправдывать! Я знаю, как было дело, — нетерпеливо перебил ее Бенедикт. — Обещайте, что расскажете обо всем после того, как врач осмотрит вас и даст обезболивающее.
Женевьева ненадолго задумалась. С одной стороны, ей не хотелось, чтобы Бенедикт вмешивался в их с Уильямом раздор. Но с другой стороны, ей просто необходим человек, способный ее защитить. А Бенедикт как раз и был таким человеком. В его присутствии она чувствовала себя гораздо увереннее, не так уязвимо. Или ей это показалось…
Она не привыкла доверять мужчинам. И потому, когда Бенедикт догадался о происхождении синяка, Женевьева сначала испугалась. Теперь же, немного успокоившись, решила, что у нее есть время подумать, как лучше преподнести ему эту ужасную историю. Пока они дождутся доктора, пока тот ее осмотрит, она найдет подходящий вариант объяснений.
Женевьева посмотрела на Бенедикта. Он выглядел очень усталым. Казалось, морщинки у глаз и рта стали глубже. Наверное, он тоже практически не спал эти две ночи. Но вряд ли причиной его бессонницы была она. Женевьева прекрасно понимала, что ничего не значит для Бенедикта. Да, ему с ней весело и легко, он даже доставил ей удовольствие. Но он не испытывал к ней никаких серьезных чувств. Она не настолько глупа, чтобы этого не понимать. Почему же тогда он так беспокоится по поводу ее руки и даже решил послать за своим врачом? Возможно, потому, что он очень добрый и ответственный человек.
Только теперь Женевьева в полной мере ощутила, до чего у нее болит рука. Боль стала просто невыносимой. Пульсировала в запястье, не давая забыть о себе ни на минуту.
Раньше Уильям старался бить ее, чтобы, причинив боль, ничего при этом не сломать и не оставить синяков на видном месте. Таким образом, отцу и сыну удавалось избегать ненужных расспросов и пересудов. Но на этот раз Уильям был так взбешен, что совершенно забыл об общественном мнении.
