— Вы меня совсем не понимаете. У человека должна быть свобода выбора, а меня насильно ее лишили. Все эти годы я жила как в тюрьме. Вы говорите, найдутся люди, способные мне позавидовать? Но ведь они могут себе позволить посещать балы хоть каждый вечер. Может быть, это их и тяготит, но они вольны в своих поступках, — с горечью заметила Женевьева. Казалось, еще мгновение — и она расплачется.
— В отличие от вас? — уточнил Бенедикт.
— Я же сказала, что не хочу об этом говорить, — вздохнула она. — Давайте оставим этот разговор, он мне крайне неприятен.
Бенедикт, прищурившись, посмотрел на нее:
— Но чем вы занимались все эти годы в глуши?
— Вы слишком настойчивы! — Она гордо подняла голову. — Но так и быть, я отвечу. Честно говоря, большую часть времени я разрабатывала различные планы побега от деспота-мужа.
На несколько минут Бенедикт потерял дар речи. Потом рассмеялся. Так его позабавила искренняя, по-детски наивная горячность Женевьевы. Еще ни одна женщина не забавляла и не интриговала его так, как эта рыжеволосая дева, притворяющаяся распутницей.
Она удивленно подняла бровь.
— Почему вы смеетесь? Неужели подумали, что я шучу? — негодовала Женевьева.
Только теперь Бенедикт понял, что в ее словах не было ни тени шутки. Она говорила с ним совершенно серьезно. Он понял, что Женевьеву расстроили воспоминания, и решил развеять ее грусть какой-нибудь незамысловатой шуткой.
— Интересно, чем Джошуа Форстеру удалось вас так запугать? Неужели он был настолько зол и ужасен? — со смехом спросил он. — Можно подумать, он настоящее чудовище.
Женевьева взглянула на Бенедикта. В ее взгляде читались душевная боль и укор.
— Я не хочу говорить о покойном муже. Это невыносимо, — дрожащим голосом проговорила она. — Не понимаю, почему вы упорно не желаете меня понять и оставить наконец эту тему.
Бенедикт сразу же пожалел о своей глупой шутке. Еще больше его выходка расстроила Женевьеву. Он ненадолго задумался, вспоминая, как часто видел Джошуа Форстера в обществе, хотя не был знаком с ним лично. Тот годился Бенедикту в отцы. Но он никогда не слышал, чтобы Джошуа был жесток по отношению к кому-либо. Правда, джентльмены из высшего общества вроде Джошуа умеют прятать свои секреты за закрытыми дверями. Бенедикт не знал, что этот тиран делал с Женевьевой, но одно то, что он заточил в глуши такую красивую, полную жизни молодую женщину, уже было, по его мнению, настоящим преступлением.
Бенедикт, нахмурившись, взглянул на Женевьеву. Он не мог в темноте разглядеть выражение ее глаз, тень, отбрасываемая капюшоном, почти полностью скрывала ее лицо. Он не знал, о чем она думает. Чтобы не расстраивать ее еще больше, Бенедикт поспешил перевести разговор на другую тему:
