— Конечно, госпожа, — сказал Дженкинс и буквально выбежал из спальни, чтобы исполнить приказание.
Женевьева тяжело опустилась на стул возле кровати. Теперь, когда в спальне не было никого, кроме нее и Бенедикта, она могла дать волю своим эмоциям и крепко сжала руку Бенедикта:
— Господи, я думала, что я… что мы… что вы не выживете, и мы вас больше никогда не увидим.
Бенедикт чуть насмешливо посмотрел на нее:
— Значит, я оказался крепче, чем вы думали.
— Вы были так больны, Бенедикт. — Глаза ее потемнели, когда она вспомнила об ужасах этих шести дней. — У вас возникло заражение крови и, как следствие, лихорадка. И… — Она беспомощно покачала головой. — Это было так страшно! Доктор приходил каждый день утром и вечером. Но до вчерашнего дня он не знал, выживете вы или нет.
— В самом деле? А что же произошло вчера? — спросил Бенедикт. — Расскажите, как это было. — Хотя он не желал признать, но был столь слаб, что мысли его путались. Время для него совершенно сместилось. Он забыл, что Женевьева рассказывала, как в него стреляли шесть дней назад, и решил, что это произошло вчера.
— Вчера лихорадка прошла, но если бы вы до сих пор не пришли в сознание… — неверно истолковав его вопрос, стала объяснять Женевьева. Но вдруг страшно побледнела и нахмурилась, вспомнив о чем-то ужасном. — Теперь все уже позади, и беспокоиться не о чем.
— И все это время вы ухаживали за мной? — растроганно спросил Бенедикт.
— Конечно, — спокойно сказала она. — Ведь я не знала, кто и почему в вас стрелял. Поэтому никому не могла доверить уход за вами. Мало ли что могло произойти!
Значит, она ухаживала за ним все это время. Такая самоотверженность тронула его до глубины души. Вот почему она выглядела такой уставшей и измученной, что даже не успела переодеться. Интересно, кто же все-таки мог, совершить на него покушение? И почему?
— А вам не приходило в голову, что в меня мог стрелять Уильям Форстер? — спросил он. — Ведь я потребовал, чтобы он отказался от выгодной для него партии. А при его финансовых затруднениях это настоящая катастрофа. Веская причина желать мне смерти.
Все эти дни Женевьева не переставая думала о том, кто мог стрелять. Она думала об этом, когда коротала ночи у его постели, протирала его лицо и тело полотенцем, смоченным в холодной воде с уксусом, когда его мучил жар. Она думала об этом, когда ложилась рядом с ним в постель, чтобы согреть, его все время бил озноб.
Уильям, конечно, способен пойти на такое страшное преступление. Женевьева в этом нисколько не сомневалась. Трус по натуре, он вполне мог спрятаться в кустах и выстрелить. В этот час на улице было совершенно темно, и он мог нисколько не опасаться, что его узнают.
