Вернувшись к реальности, она виновато улыбнулась Дженкинсу:
— Пожалуйста, отнесите поднос с едой на кухню и передайте повару мои извинения. — Ее просто тошнило от запаха куриного бульона. Она до такой степени устала, перенервничала и измучилась, что сама мысль о еде была для нее невыносима.
— Повар очень расстроится, когда узнает, что вы отказались поесть, — укоризненно покачав головой, сказал Дженкинс. — И вам нужно набраться сил, чтобы ухаживать за его светлостью.
— Но я…
— Съешьте поскорее этот проклятый бульон и пудинг, не доставляйте Дженкинсу проблем, Женевьева, — раздался слабый голос Бенедикта.
— Бенедикт! — вскрикнула от неожиданности Женевьева. В этом возгласе наряду с испугом послышались облегчение и радость.
Она склонилась над ним, посмотрела в лицо. Он увидел в ее глазах беспокойство и тревогу. Лицо его было бледным и изможденным, под глазами залегли темные круги. Но взгляд был совершенно осмысленным, и это очень обрадовало Женевьеву. Глаза ее наполнились слезами, она прижала его руку к груди.
— О, Бенедикт, мой дорогой, наконец-то вы очнулись!
Бенедикт был еще очень слаб, и состояние его оставалось тяжелым, но он пришел в себя. Он внимательно посмотрел на Женевьеву. Лицо ее похудело и осунулось. Под прекрасными небесно-голубыми глазами появились темные круги.
— Что со мной произошло, Женевьева? — спросил он. — Я ничего не помню.
— Вы тяжело ранены. Шесть дней назад в вас выстрелили возле моего дома, — объяснила она.
Черт побери! Вот оно что. Теперь Бенедикт все вспомнил. Он услышал характерный звук, какой издает курок, когда его спускают. А потом в опасной близости от них с Женевьевой просвистела пуля. Повинуясь инстинкту, выработанному за годы военной службы, Бенедикт оттолкнул Женевьеву в сторону и прикрыл собой от пули. А потом почувствовал резкую боль. При воспоминании об этом он почувствовал, как горит его рана.
— Вы не могли бы принести мне воды? — облизнув пересохшие губы, попросил Бенедикт.
— Конечно. Подождите минутку, я быстро.
Женевьева рада была что-нибудь сделать для него и побежала исполнять просьбу. Спустя мгновение она вернулась к постели со стаканом воды.
Только теперь Бенедикт понял, что находится в спальне Женевьевы. При мысли об этом он нахмурился. Если он все эти шесть суток провел в ее постели, где же тогда спала она? Судя по мертвенной бледности ее лица, темным кругам под глазами, растрепанным волосам и измятой одежде, Женевьева не ела, не пила, не спала и даже не переодевалась. Бенедикт вспомнил, что именно это платье было на ней в тот злополучный вечер, когда в него стреляли. Теперь он понял, почему Дженкинс с такой отеческой заботой настаивал, чтобы Женевьева поела.
