Женевьева покраснела от смущения. Значит, его мысли во время ужина были такими же сладострастными, как и ее собственные.
— Вы хотите, чтобы я разделась прямо здесь, в столовой? Я вас правильно поняла?
— Мы будем раздевать друг друга, — задыхаясь от вожделения, проговорил он и посмотрел своими жгучими черными глазами на ее приоткрытые губы. — Хоть вы и отпустили Дженкинса, я подумал, что нам лучше все-таки запереть дверь. Тогда уж точно никто не сможет войти сюда и застать нас. Я не хочу, чтобы из-за меня пострадала ваша репутация. Вам она еще пригодится.
Женевьева знала — если Дженкинс вернется и заметит, что дверь заперта, он не решится даже постучать. Не говоря уж о том, чтобы попытаться войти. Но Дженкинс не настолько глуп, чтобы не понять очевидного. Да и что в такой ситуации можно подумать?
Но странное дело — ее эта мысль нисколько не встревожила. Наоборот, вдруг стало приятно при мысли, что завтра все слуги будут говорить о том, что у них с Бенедиктом серьезный роман и они занимались любовью.
Наверное, его это тоже не очень тревожит, раз он хочет заняться любовью в столовой.
Она посмотрела на него и принялась вытаскивать шпильки из прически. Спустя мгновение огненно-рыжие волосы рассыпались по плечам.
— А вы коварный соблазнитель, Бенедикт, — со смехом заметила Женевьева.
— Вы так прекрасны, что рядом с вами я просто не могу вести себя иначе, — с восхищением глядя на ее рыжие волосы, сказал он. — Я теряю голову. Просто схожу с ума!
— Вы действительно хотите, чтобы я разделась прямо здесь?
— О нет, любовь моя, я хочу, чтобы вначале вы раздели меня, а потом я вас, — сладострастно улыбнулся Бенедикт.
— Ну если вы этого хотите…
Женевьева покраснела от смущения, представив, как медленно раздевает Бенедикта и бросает одежду на пол.
Это немного пугало и в то же время очень привлекало. Ей не терпелось начать раздевать его. Господи, как же ей хотелось опять увидеть его наготу! Женевьева представила, как, раздев Бенедикта, начинает ласкать его плоть кончиками пальцев. При этой мысли в низу живота у нее растеклось сладкое тепло. Но она никак не могла заставить себя это сделать. Ведь это так неприлично. Ей придется переступить все запреты, забыть о том, как должно вести себя благовоспитанной даме. Нет, она не может так поступать, как бы ей этого ни хотелось. Но в следующий момент ее пронзила ужасная мысль: если она откажется выполнить просьбу Бенедикта, он, устав от ее капризов, прекратит с ней все отношения.
