— Может быть, теперь вы поласкаете меня, дорогая? — вернул ее к реальности Бенедикт.
Она открыла глаза и увидела, что он смотрит на нее с нежностью и любовью. Он был явно рад тому, что доставил ей такое удовольствие.
— Конечно, если вам этого хочется.
— Ваши прикосновения необходимы мне как воздух. Неужели вы в этом сомневаетесь?
Теперь Женевьева совершенно перестала стесняться перед Бенедиктом своей наготы и встала на колени.
— Да, теперь моя очередь доставить вам наслаждение. Ведь вы уже дважды доставили его мне. Я должна отблагодарить вас.
Бенедикт лег, откинувшись на подушки, и широко улыбнулся Женевьеве.
Лицо ее теперь находилось между его раздвинутых ног, а груди с розовыми сосками терлись о его бедра.
— Вы можете касаться и ласкать меня везде, любовь моя.
— Везде? А вам это понравится? — облизнув губы, спросила она.
— Конечно, понравится, — заверил он.
Женевьева взяла в руки увеличившийся от возбуждения фаллос и нежно провела по нему пальцами. А потом Бенедикт почувствовал, что она ласкает его губами. Женевьева взялась за дело с таким рвением, что он пожалел, что дал ей полную свободу действий.
Бенедикт задыхался, чувствуя ее нежные губы на своей плоти. По всему телу растекалось сладостное тепло. Женевьева находила в себе силы сладострастно стонать. Такое ощущение, что она в эти минуты получала не меньшее удовольствие, чем он.
— Хватит, перестаньте, любовь моя, — взмолился Бенедикт и мягко отстранил ее от себя.
Если бы он этого не сделал, то спустя секунду пришло бы удовлетворение, а он хотел продлить удовольствие.
— Вам не нравится то, что я делаю? — нахмурившись, жалобно спросила Женевьева.
— Нет, вы все делаете очень хорошо. Но я почувствовал, что настало время войти в ваше лоно. — С этими словами он нежно, но настойчиво уложил ее на кровать. — Я хочу, чтобы в момент моего удовлетворения моя плоть была внутри вашего лона, — задыхаясь, проговорил Бенедикт. — Раздвиньте ноги, Женевьева, пожалуйста.
Но она не могла даже шевельнуться, лежала, плотно сомкнув ноги.
Все ее страхи и тягостные мысли вернулись вновь. В мгновение ока она забыла о недавнем удовольствии и с ужасом думала о болезненном вторжении в свое тело. От страха кружилась голова, мысли путались. В груди все похолодело от ужаса.
Почему она решила, что он не сделает ей больно во время их непосредственной близости, как это было с Джошуа? Почему полагала, что их близость принесет ей удовольствие и радость? Ей вспомнилась нечеловеческая боль, которую она испытала во время первой брачной ночи с мужем. Ни за что на свете она не должна позволить Бенедикту причинить ей боль. Ни за что на свете!
