Впрочем, если кто-то решил, что я осуждаю творцов и служителей «української ідеї», то он ошибается. Украинская душа, как и русская, по своей сути идеократична. Ей нужны великие идеалы, нечто такое, что по своим масштабам приближается к трансцендентному Абсолюту, перед которым эгоистичное «я», мечтающее о сытой и комфортной жизни салоеда-обывателя скукоживается до микроскопических размеров. Украинской душе необходимы великие цели и масштабные свершения, в которых она только и может, взломав кокон мелкого жлоба-потребителя, реализовать самую себя. Именно поэтому сечевое казачество шло в авангарде русского продвижения в глубь Сибири, «малороссы» составляли очень значительную часть государственной, военной и интеллектуальной элиты имперской России и СССР, а «украинцы» легко умирали в лесах западной Украины за «національну ідею».
Действительно, с самопожертвованием и у «малороссов» и у «украинцев» проблем никогда не было, однако всегда была проблема во имя чего это самопожертвование. Приходится констатировать, что украинская пассионарная энергетика либо уходила в никуда, либо использовалась в чужих интересах, ради чуждых идеалов. Именно неспособность самостоятельно создавать собственные идеи, формулировать собственные цели, приводила к тому, что украинцы никогда не знали своей государственности, находясь в постоянном поиске имперского центра [1].
Поэтому в прошлом веке, после февральской революции 1917 года украинская государственность в виде Центральной рады, гетманата, Директории и Западно-украинской республики была не более чем дурным водевилем с плохим концом. То же печально-комичное явление представляет собой квазигосударственный феномен, возникший в 1991 году. Очень похоже, что и закончит он точно так же.
Проблема украинской государственности гораздо глубже и сложнее, чем ее пытаются подать в лубочном антураже с вкраплениями модной западной риторики «національно-свідомі» украинские интеллектуалы. Многие из них до сих пор не поняли, что построение национального и независимого государства, в современных условиях, абсолютно противоречит построению развитой демократии западного типа.
Идея «национального государства», воплощающего в себе волю, интересы и суверенитет нации как главного субъекта мировой истории (эта идея позднее легла в основу «национализма») первоначально объективировала себя в Великой французской революции, ознаменовавшей собой эпоху европейского модерна. Именно тогда государство приобретает национальные черты, основывая свою легитимность не на суверенитете монарха, а суверенитете нации. Под этот постулат постепенно выстраивается вся структура международного права и алгоритмы ведения внешней политики в Европе.
