— И что же? — улыбнулся отец Игнатий. — Будете?
— Зачем? — расцветая ответной улыбкой, воскликнул Петр Андреевич. — В Бога и так можно верить — вот такие у меня убеждения.
— Неверные это убеждения… — сказал отец Игнатий и, не давая Петру Андреевичу времени на ответную реплику, добавил: — Ну да Бог милостив, может, еще вразумит вас…
— Бог? — растерянно переспросил Петр Андреевич. — Почему Бог?
— Вы же сами сказали, что вы — толстовец. Значит, вы верите в Бога, только по-своему, неправильно. И может быть, Бог и смилостивится, откроет вам глаза…
— А вы?
— А что я? — Отец Игнатий пожал плечами. — Если вы — толстовец, значит, меня для вас как бы и нет…
— Почему же нет, если вот вы — стоите?..
— Так ведь, по Толстому, кто тут стоит? Человек, который народ дурачит, а не священнослужитель…
— Да?!
— Да… По Толстому, именно так получается, — сказал отец Игнатий.
Петр Андреевич вздохнул тяжело.
— Нескладный какой-то у нас разговор получается… Вот с прежним батюшкой мы любили, любили потолковать о философии. Жалко его, очень душевный человек был…
— Царствие ему Небесное… — перекрестился отец Игнатий.
— Да… — вздохнув, продолжал Петр Андреевич. — Душевный. А знаете, я вообще-то помянуть его хотел… Можно?
И Петр Андреевич вытащил из портфеля бутылку настоящей заводской водки. Отец Игнатий пожал плечами.
— Не положено, конечно, Великим постом это дело. Но вы ведь толстовец. Помяните… Что ж… Дело такое.
— А вы со мной не помянете?
— А я, извините, не употребляю… — ответил священник. — Я помолюсь за него лучше…
Петр Андреевич недоверчиво посмотрел на него, но настаивать не стал. Вытащил из портфеля стопочки и наполнил их. Потом посмотрел на церковь и перекрестился. Взял стопку и выпил. И хоть заводская была водка, не подпольная, не поддельная — точно знал Петр Андреевич, — но показалось, будто бензин выпил.
Сморщился. Вытащил папиросы из кармана, закурил.
— Прежний-то батюшка тоже Толстого не жаловал… Поругивал его.
— Правильно делал… — похвалил своего предшественника отец Игнатий. — Гордый очень человек Толстой был. В дерзости ума своего на само Евангелие руку поднял. Переписать его дерзнул.
— А разве Евангелие тоже Толстой написал?
— Евангелие евангелисты писали. А Толстой хулу на Евангелие составил.
— Не знаю… — задумчиво сказал Петр Андреевич. — Не читал. А вот вы «Войну и мир» читали?
— Приходилось, — улыбнулся священник.
— Ну и как? Пьер Безухов вам, к примеру, разве не понравился?
— А почему он мне должен нравиться? — удивился священник. — Масонством баловался. А в конце так и вообще — вроде как в декабристы подался. Очень запутавшийся человек…
