— Ну да, он самый, — кивает Аня. — Так вот, мы как-то едем, молчим, друг на друга не смотрим. И вдруг я заметила, что он глядит на меня украдкой, глазами раздевает, будто я больше не ребенок. А что: грудь у меня уже вон какая выросла, лифчик ношу, и ноги длинные, бедра узкие. Жарко стало ему. Он даже окошко открыл, и снег в машину летел. Зима. Вот зуб даю, я перчатку сняла, к его руке прикоснулась, и он задрожал, его как током…
— Ух ты! А потом? — Таня подается вперед.
— Потом я к нему приехала однажды, захожу в квартиру. А у него все белое, все чистое, как в больнице. Я ему говорю, знаешь, меня тут машина облила, можно, я у тебя одежду почищу? И голову помою. Я мобильник уронила; стала поднимать, а меня машина — грязью, всю. Сволочи! Дело было ближе к весне, все тает, лужи. И пальто, и брюки, и волосы — все в грязюке. Дядя Саша пальто с меня снял. Стал чистить. Молчит, а напряжение такое, что вот-вот искры полетят. Я из ванной выходила, в халате его, он большой, сползает с меня. Ничем не привязать. А дядя Саша уже все мое постирал. Стоит и смотрит на меня, в руке мой сапог, чистит его. А глазами ест, вот правду говорю, ест меня.
Я тогда, не сводя с него глаз, просто снимаю халат, и все. Стою перед ним без халата. Он подходит ко мне, в руке мой сапог, и руки дрожат. Сказать ничего не может, отвести глаза тоже не может. Я счастливая была, представляешь, вот! Я, как женщина, разделась, а ему на меня хочется смотреть и вообще, он меня хочет, я же чувствую. Это женская власть называется, да? Я вот в журналах читала. Я все время их читаю.
— Ух ты! — выдыхает Таня.
— Да. Дядя Саша тогда отвернулся от меня и сказал: «Девочка моя, я ведь тебя столько лет знаю, ты оденься. Я тебя из соски кормил, учил ходить, ты как котенок в моей ладони вся помещалась. Я же отец крестный тебе. Не надо так со мной, не дразни. Я и так еле-еле держусь… Я ведь мужчина, господи, столько лет никого у меня не было, я ведь оледенел после той истории… Неужели я еще могу что-то чувствовать, я думал, что все умерло внутри, как пожар прошел. Как огнем… А вот теперь ты выросла и…»
— А ты что? — спрашивает Таня.
— Я оделась, как он просил, — говорит Аня, — и ушла. А он уехал сразу же, через пару дней после этого, куда-то в Сибирь. Сказал нам, что какие-то дела. По работе. Ну ясно же, врет. Пишет письма нашей семье, мне тоже. Он ведь наш друг, ну, друг семьи. Крестный отец. Да говорю тебе, он меня захотел. Он меня полюбил. Меня настоящий мужчина полюбил, не то что наши из класса. Мне так интересно, а как это с настоящими, ну со взрослыми?
