Она смотрит на Светку.
— Я пошутила, — успевает сообщить Светка, и вслед за этим ее сердце обмирает и проваливается куда-то вниз. А сама она вылетает из-за стола в проход, несколько неуклюже и не вполне самостоятельно. Потому что рука у Машки совсем не слабая.
— С-с-сволочь, — Машка сжимает пальцы. — Ты умрешь.
Слыша это, Дан Лозинский поднимается во весь рост — там, у окна — и делает шаг к Машке. Витюша вскакивает тоже и что-то кричит, но его никто не слышит, потому что все говорят одновременно. И все бросаются в одну сторону. А кто-то, кажется, лезет за мобильником — подснять на видео.
Все это было бы похоже на скверный фильм, если бы не происходило прямо сейчас.
— Ты не будешь жить, — твердит Машка.
— Дура сумасшедшая!
С этими словами Светка вырывается и отскакивает прочь. Даник крепко обнимает Машку сзади. Это выглядело бы довольно эротично, если бы фильм начался именно с этого момента. Да на нем же и кончился.
— Ма-ша, — шепчет Даник ей на ухо.
Она могла бы его ударить. Но она просто закрывает глаза.
— Я все знаю, — говорит он. — Я уже все знаю.
Если бы это и вправду был фильм, оператор показывал бы только их двоих. Остальных как бы и нет здесь. Остальные не нужны.
Кому нужен Витюша, герой-любовник в потных носках? Кому нужна старая ворона Лариса Васильевна, которая мгновение назад отворила дверь и застыла, щелкая клювом от возмущения? Кому нужен жирный задрот-охранник, который что-то услышал и уже поднимается по лестнице, чтобы успеть столкнуться в дверях с убегающей Светкой? Да кому нужна и эта Светка, ревнивая дура, из-за которой вся эта история закончилась, как сказали бы раньше, идиотским фарсом?
— Я не понял сразу, прости, — говорит Даник Маше на ухо.
Очень нежно.
Девчонки подходят тоже. Кто-то по-дружески берет Машку за руку. Пальцы у Машки длинные, красивые. Только ноготь она успела сломать.
— Что здесь происходит? — вопрошает Лариса Васильевна.
Да как бы и ничего.
Все чудесно.
Можно начинать урок истории. Про которую еще Уинстон Черчилль говорил, что она никого и ничему не учит.
Он врал, этот Уинстон.
Все видят, как Даник собирает вещи и садится рядом с Машкой. Рисует для нее в тетрадке какие-то загадочные круги. Все видят, как она улыбается сквозь слезы.
— Кстати, я с папашей поговорил, — шепчет он ей. — Он же у себя в банке в кредитном комитете заседает. Он денег даст, вообще без проблем. Понимаешь?
В глазах Машки не видно радости. Что-то новое появилось в ее взгляде. Особенно когда она смотрит на него.
