- Доктор также сказал, что у вас повреждена голова и движение причинит еще больший вред, - произнесла Александра. - Я даже не могу себе представить, к чему приведет ваша ходьба. Пожалуйста, оставайтесь в кровати. Мы послали за доктором. Когда он придет, то, возможно, изменит свое мнение. Но я не хочу нести за вас ответственность.
- Я сам в состоянии нести за себя ответственность, - сказал Драмм. - В конце концов, это моя голова. Думаю, что я могу ходить, и буду.
- А это моя кровать и мой дом, - твердо ответила девушка, так, как отвечала братьям, когда принимала окончательное решение и больше не желала слушать никакой чепухи. - Когда вы будете у себя дома, можете безумствовать сколько угодно. Но не здесь.
Он пристально посмотрел на нее. Потом опустил голову на подушку и улыбнулся.
- Боже мой, - произнес он. - Обидно, но справедливо. Никто не говорил со мной подобным тоном с тех пор, как мне исполнилось десять лет! Нет, вру. В десять лет они уже не смели возражать. Восемь. Нет, опять вру. Отец совсем недавно говорил со мной так же, - печально добавил он.
- Прошу прощения, если это прозвучало грубо, - сказала она, - но я стараюсь для вашего же блага.
- Да, мама, - смиренно кивнул он. Мальчики заулыбались и с видимым облегчением убрали руки с его плеч. Александра тоже улыбнулась.
- Вы у нас в гостях, а не в тюрьме. Все, что вам нужно, только попросите, и мы принесем.
Драмм загнанно огляделся:
- Я не могу, - сказал он. - Я хотел... То есть...
- Он хотел сам идти в сортир, - доложил Роб. - Вин собирался принести ему горшок, но он принялся отталкивать нас.
- Роб! - воскликнула Александра. - Такие вещи не обсуждаются в приличном обществе! - Но им придется это обсудить. - У нас действительно все имеется, - обратилась она к Драмму, стараясь говорить, как ни в чем не бывало. Ей с трудом удавалось не краснеть. Девушке так хотелось показать Драмму, что она не какая-нибудь неотесанная деревенщина, а тут приходится обсуждать с ним ночные горшки!
Невероятно!
Да кому какое дело? Что с ней? Какая разница, что он подумает? Она заботится о доме и о семье и всегда поступает так, как должна. Глубоко вздохнув, Александра решила, что лучший способ показать, будто разговор ее нисколько не стесняет, - это говорить так, словно речь идет о цветочных горшках, а не о ночных.
- У нас нет никаких городских удобств, но стесняться нечего, - сказала она, избегая смотреть ему в глаза. - Мы в деревне. Во двор идти далеко, и мальчики пользуются горшком, когда болеют. В каждой спальне такой имеется, и в этой тоже, в столе у окна. Братья вам принесут. Если хотите, все могут выйти из комнаты, но я считаю, что Винсент должен вам помочь.
