Донесся протяжный вздох, зашуршали опавшие листья, чернота подлеска задвигалась, и на поляну выползла горбатая, плохо различимая во мраке тварь. Задрав голову, она шумно втянула воздух, охнула и поплелась к трупу, обнюхала его и принялась чавкать и причмокивать. Хорошо, что в темноте не видно деталей.
Падальщик проклятый! Гребаный бредовый падальщик.
Когда тварь, упершись передними лапами в тело, пыталась оторвать кусок человечины, в лесу что-то рыкнуло, затем хрюкнуло и затопало так, словно сюда ломился взбешенный носорог. Минута – и на поляну выскочило нечто, отдаленно напоминающее кабана, за ним – второе такое же существо, но поменьше. Падальщик заскулил и поволок труп в кусты, но оттуда на него набросилась третья тварь стаи – он заверещал. Ломая ветки и подвывая, падальщик удалялся. Две псевдосвиньи с остервенением набросились на труп, третья удовлетворилась дохлым монстром.
– Кра! – возмутился ворон с ветки.
Веселенькое место. Надо отсюда выбираться, но как? Прямо сейчас ломануться в лес? А вдруг твари бросятся следом? Есть вероятность, что они наедятся и уйдут. Но разве можно рассчитывать на вероятность в невероятном месте? Скорее, как обычно бывает в кошмарах, они пожрут трупы и захотят отведать свежатинки, так что правильнее, пока они увлечены, потихоньку исчезнуть.
На цыпочках Игарт двинулся к выходу – по шиферу, стеклам, штукатурке, надеясь, что чавкающие твари его не слышат. Прикоснулся к двери, тихонько ее толкнул – она слетела с единственной петли и погрохотала по ступеням – и, пятясь к лесу, глянул в темноту дверного проема. Сейчас твари рванут к нему, сметут, разорвут на куски.
Но, похоже, они были слишком заняты. Вытерев лоб, он рванул в лес, благо, было до него метров десять. Прижался к сосновому стволу, посмотрел на темный силуэт дома, послушал похрюкиванье насыщающихся тварей. Здесь, если кто нападет, можно на дерево залезть и переждать. Только вряд ли поможет: если это кошмар, то воспаленное сознание сочинит тварей, которые будут атаковать и с воздуха.
Игарт убедился, что погони нет, и потрусил в чащу, вздрагивая от каждого звука. Сначала его гнал вперед страх перед плотоядными псевдосвиньями, потом их чавканье поглотил шорох спящего леса, и Игарт сбавил темп.
Передвигаясь со скоростью черепахи, он замирал, едва ему чудилось движение в черноте ночи. Лес дышал: выдох – сырой и теплый ветер зашелестел тонкими ветвями, вдох – воздух потек назад, прохладный, свежий, зазвенели сосновые иглы. Вдох – выдох – вдох. Лес смотрел глазами мышей, чуть слышно шуршащих опавшей хвоей, выглядывал из глаз мелких хищников, притаившихся в норах и за кочками. Игарту казалось, что этот лес – огромный метаорганизм, который присматривается к нему, как к диковинному насекомому, решая, принять его или отторгнуть. А так же принюхивается, ощупывает ветвями кустов и остроконечными стеблями травы.
