— Вот видите, — мягко сказал мне господин Буссенак.
Я лишился дара речи. Смутно помню, что я усиленно тер ладонью лоб, как бывает в кино и в романах, когда герою кажется, что он грезит, и он отказывается верить в реальность происходящего. Внезапно над самым моим ухом раздался трубный глас. То заговорил господин Каракалла, старик с тростью, — он только что рассмотрел фотографию, оставленную в окошке:
— Да вы просто дурачите народ, милый мой! У вас хватает нахальства утверждать, будто это ваше фото? Скажите спасибо, что вы имеете дело с людьми терпеливыми. Я бы на их месте не стал с вами церемониться. Сдается мне, вы бездельник и аферист, молодой человек!
Я сделал инстинктивное движение — то ли угрожающее, то ли оборонительное, — и это заставило старикана отступить к своему окошку, откуда он уставился на меня, свирепо бормоча себе что-то под нос. Да и впрямь было на что посмотреть. Плохо соображая, что делаю, я шагнул в его сторону и оказался между двумя окошечками, перед стеклянной перегородкой, отделявшей коридорчик для посетителей от помещения для служащих. Мелькнувший в ней отблеск навел меня на мысль посмотреться в стекло, как в зеркало. Однако свет падал так, что стекло было совершенно прозрачно и почти ничего не отражало. Нимало не заботясь о том, какое это производит впечатление, я задергался во все стороны, пригибаясь и выпрямляясь, отходя и приближаясь, чтобы выбрать наилучший угол зрения. В конце концов мне удалось различить смутные очертания головы и отдельных частей лица. В этих разрозненных фрагментах я не узнал ничего своего. Вдруг одна из конторщиц за перегородкой переместилась и, заслонив одну из дальних ламп, чуть изменила освещение, так что передо мной возникло отражение моих глаз. Возникло лишь на миг, но я увидел вполне отчетливо: пара больших светлых глаз с мягким, мечтательным выражением — ничего общего с моими маленькими, глубоко посаженными темными глазками.
Отражение исчезло, а я оставался недвижим: так и застыл, пригнувшись и уперев руки в колени. Разум мой помутился, и разобраться в своих мыслях я не пытался — это лишь усилило бы мое смятение. Выпрямившись, я обнаружил, что господин Буссенак и трое его служащих смотрят на меня удрученно и сочувственно, а господин Каракалла усмехается, покачивая головой. Я вернулся к окошку и попросил возвратить мне документы.
— Как вам будет угодно, но мне кажется, что спешить в данном случае некуда, — ответил господин Буссенак с кольнувшей меня вкрадчивой заботливостью. — Вы вполне можете оставить свои документы у нас и прийти в другой день или даже подождать тут немного, пока мы позвоним к вам домой или на службу и попросим доставить новые фотографии. Если не возражаете, то, пожалуйста, пройдите и посидите здесь.
