В.Б. Иногда возникает ощущение, что молодая литература возникла сейчас как бы из ничего, из пустоты, с чистого листа. Исчезла осознанно, или случайно преемственность литературных поколений. Даже после Октябрьской революции такого не было. Молодые продолжали своих предшественников. Кто шел от Горького, кто от Бунина, кто от Чехова, кто от Гумилева… У авангарда были свои предшественники. У традиционалистов — свои. Была некая литературная гармония, даже в привычных противостояниях. Сейчас молодые отринули от себя все: и либералов-шестидесятников, поделом смешав их с грязью, и деревенскую прозу, не видя уже в жизни ни той деревни, ни тех людей… Вы будто пробуете начать с нуля, разве что беря в учителя каждый своего кумира из далекого прошлого мировой культуры. Это так и есть? Думаю, если так и есть, вы все пошли опасным путем. Еще сильные таланты выживут, хотя и с потерями, но в целом это новое изобретение литературных велосипедов, это новое варварство превратит вас в некую младописьменную литературу, отбросит далеко на обочину от мировой культуры. Опора на предшествующие поколения в одной из самых великих литератур мира, думаю, была бы полезна вам всем…
С.Ш.
Считаю, что серьезная историческая ломка, которая произошла в России, конечно, выбила почву из-под ног. Образовался большой провал. Наше поколение вынуждено прыгать с одной кочки на другую. Для меня ориентиры — это Иван Бунин, Андрей Платонов, Валентин Катаев, Юрий Трифонов. Из европейских — французская послевоенная литература: Жан-Поль Сартр, Камю… Но все-таки какая-то преемственность с предшествующими поколениями писателей сохранилась. Когда я заявил о "новом реализме" поколения, я учитывал и прежний жесткий реализм тех же "сорокалетних". Но вы, Владимир Григорьевич, в данном случае правы, ломка все же была колоссальная. И мы оказались ныне отчаянно безоглядными. Впрочем, в этом и авангардистская суть современной литературы. И очистительная суть. Гниль пересмешничества мне не нужна. Мы движемся вперед. Хотя нельзя забывать о литературном грузе былого, иначе у нас будут лишь жалкие всполохи. Ну напишет несколько рассказов красотка Ира Денежкина, а что дальше? Такое варварское бытописательство, наскальная живопись, на этом литература далеко не уедет. Есть еще Илья Кочергин, есть Сенчин, которые прошли Литинститут, занимались у известных мастеров слова. Как уйти от унылого назидания, вторичности, заштампованной прозы. Но сохранить преемственность школы и духа? И в либеральном, и в патриотическом стане (при всей относительности таких клише) очень много мертвых, закостеневших писателей, которые тянут нас в свое чавкающее болото. Молодые авторы все-таки знают ритмы своего времени, чуткими ноздрями ловят атмосферу, которая их окружает. В них изначально заложено реалистическое начало — писать то, что реально видят в сегодняшней неприглядной жизни. Я верю, что в литературе появятся крепкие имена. Чувствую себя на определенном рубеже. Сражаюсь на некой границе, отстаиваю романтическую идею. Не хочу жить на уровне нынешнего хихиканья и солипсизма. При этом отлично понимаю, откуда этот стеб у моих сверстников, мы как бы зависли в небытие. Я не стесняюсь утверждать, что нам нужна высокая идейность. Красота и любовь. Пытаюсь найти смысл бытия, потому что наше поколение как бы вновь выкликает смысл бытия, все предыдущее перечеркнуто. Все первичные человеческие понятия пора открывать заново. Может быть, это и замечательно? Мы освобождаемся от фарисейства, от мертвых понятий. Все-таки и Сорокин, и Пелевин, и Лимонов по-своему проапеллировали к подлинным началам человека. Пелевин написал повесть "Желтая стрела", о том, как люди едут в поезде и не слышат стука колес. Сорокин написал роман "Лед", блестящий, искрометный удар, взывающий к подлинному в человеке. Лимонов тоже рвется к первичным понятиям красоты, жизни, смерти. Может, это не всегда выражено ясно, прорывы идут и вкривь и вкось, но именно в этом загадка популярности писателей. Пусть вкривь и вкось, но самые важные жизненные вопросы заданы.
