— После съемок ваше отношение к яхтам не изменилось?
— Конечно, я никогда в одиночку не отправлюсь в плавание. Хотя этого, между прочим, не делал и до съемок.
— Вы знаете, что в России картину переименовали из «Все потеряно» в «Не угаснет надежда»?
— Неужели?! Это, видимо, отражение русской ментальности.
— Вы в реальной жизни не попадали в ситуацию, грозящую смертью?
— Семь лет назад мы с женой летели из Санта-Фе, штат Нью-Мексико, в Санта-Розу в Калифорнии. Дело было вечером, часов в десять. Самолет частный, небольшой Learjet. Почему-то оба двигателя одновременно заглохли. Примерно девять минут мы быстро снижались. За эти минуты мозг лихорадочно перебирал возможные варианты того, что может произойти. И самый реальный — катастрофа. Где мы упадем? Выживем ли? Было темно, летели над пустыней. Я пытался смириться с мыслью о смерти. Выпали кислородные маски. Мы с женой сидели молча, не глядя друг на друга. И вдруг один двигатель — о, чудо! — заработал. Были и другие случаи. Однажды я ехал верхом на лошади в горах и заблудился. Быстро стемнело и сильно похолодало. Сил уже не было, но все же с трудом, через несколько часов, весь продрогший, я нашел дорогу к жилью. В такие мгновения жизнь пробегает в твоем сознании, и ты невольно подводишь итоги.
— Ваше детище фестиваль «Сандэнс» стал главной площадкой в США для независимого кино. Вас не печалит, что многие теперь воспринимают вас больше как фестивального лидера, а не актера?
— Вы знаете, если бы создавать фестиваль «Сандэнс» мне предстояло сегодня, я бы крепко задумался, а надо ли. В мире сейчас слишком много фестивалей. Просто мне казалось тогда, что малобюджетным фильмам нужна поддержка. Поэтому в 1980 году я открыл институт «Сандэнс» как платформу для независимых авторских проектов. Это очень рискованная затея, поскольку ничего подобного не существовало. У меня было ощущение, что затея потянет на несколько лет, не больше. Но я, к счастью, ошибся. Через несколько лет успешной работы творческих мастерских, в 1986 году, мы учредили фестиваль, чтобы показывать создаваемые при помощи института фильмы молодых режиссеров. И вот спустя четверть века мы продолжаем помогать новым талантам, даем им шанс показать все, на что они способны.
— Вы не видите противоречия в том, что сами создали себе карьеру в голливудском мейнстриме, а помогаете альтернативному, независимому кино?
— Среди крупнобюджетных фильмов, в которых я снялся, были и вполне достойные. Но все-таки меня всегда больше привлекали проекты со скромным бюджетом. Интересовали острые темы, в первую очередь политика. Я снимался в фильмах, которые критиковали ФБР, ЦРУ, президентство. В те годы у меня была наивная вера в то, что, если я хорошо сыграю свою роль и фильм найдет зрителя, что-то изменится к лучшему. С годами я осознал, что политика не меняется под воздействием кино. Мода — да, мода меняется. Я отрастил усы для «Бутча Кэссиди и Сандэнса Кида», и вдруг усы вошли в моду.
