Стеклянный шарик | страница 21
Играть. С пеной играть, с водой: ты ей подставляешь ладони, она их щекочет. Ты перебираешь ее пальцами, она обтекает, облегает, обертывается вокруг них. Ты прихлопываешь воздух стаканчиком, тянешь его под воду — он вырывается серебряным пузырем, буль! Ты погружаешь руки, вода ведет по ним ватерлинию — руки тонут, тонут, вот уже только кончики пальцев над водой, оп, утонули, только круги по воде.
Можно гнать волну — с одного конца ванны или с двух, это называется «интерференция», когда с двух, и круги пересекаются. Можно рисовать на туманном зеркале и смотреть, как на нем собираются и набухают капли, и катятся вниз, толстея по дороге. Если нарисовать рожу, у нее из глаз скоро потекут слезы, из носа сопли, а изо рта слюни…
— Ась, ну ты что, утопла там, что ли? Ундина, тоже мне.
Ундина — это здорово. Белая, в длинном покрывале, тихо идет, грустно потупив голову, истекая серебром, вечно печальная и вечно прекрасная. Вот так вода уходит, уходит, уходит…
— Вылезай немедленно!
Это уже папа пришел.
— Сейчас.
Уходит, уходит, закручивается серебристым штопором, водоворотом, если туда плюнуть, штопор закрутит и утянет плевок.
— Еще раз там запрешься на два часа — выломаю дверь. Что такое, в собственном доме в сортир не войдешь.
— Я больше не буду.
— Ася, уроки сделаны назавтра? А воротнички-манжеты пришиты? Как так можно — два часа мокнуть, время полдесятого, ничего не сделано.
— Сейчас сделаю.
— Почему тарелка под одеялом лежит?
— Я там ела.
— А за столом нельзя поесть?
— За столом неинтересно.
— Ася!
— Мамуся! Ну что ты сердишься! Там правда неинтересно.
— Зато объедки от одеяла отскребать очень интересно.
— Мамуся! Там нет ни одного объедочка!
— Ты невозможный ребенок. Давай делай уроки быстро.
— Иду! Улетаю!
— Лети-лети. Ускорения придать?
— Нет-нет-нет, я так улечу.
Последний взгляд в зеркало в коридоре, и я улетаю.
— Ася, ну хватит перед зеркалом вертеться.
На макушке, на мокрых волосах лежит полоска пены — уже почти невидимая корона.
Зимнее утро
Дорога занесена снегом. В синее зимнее небо уходят столбы и колонны — белые деревья смыкаются с падающим снегом, снежинки слипаются в шестигранные столбики.
Ася молча отдает дневник дежурному, который вписывает туда «опоздала на зарядку», молча проталкивается сквозь раздевалку, стараясь удержать белый дворец с шестигранными колоннами и сводчатыми потолками, как их еще нарисовать-то, эти потолки, видеть вижу, а нарисовать не смогу.
Молча садится у окна, достает листок. За окном темнота расступается в синеву. Желтый свет окна падает на мохнатую белую ветку. И белые кораллы, да. Никитько болеет, ну и хорошо, сегодня буду одна и нарисую свой дворец. И ни с кем не надо разговаривать.