— Ну что, куда сегодня пойдем обедать? — Я похлопал по животу. — Да и позавтракать заодно не мешало бы.
— Мы еще не были в третьем «Лондоне»…
— Стоило ехать в Камбоджу, чтобы есть в «Лондонах»! — Я покачал головой.
— Не ворчи, пошли, — сказал Костя. — А то становится жарковато.
И верно, жарковато, знойновато было сегодня. Солнце, похожее на гигантский апельсин, обливало город светом густым, как стопроцентный сок. Облака медленно плавились в белом от жара небе. Лишь дома и пальмы из последних сил оказывали сопротивление жаре, отвоевывая крохотные участки прохлады.
— Тропики, тропики, — бормотал Костя, стараясь по пути хотя бы иногда попадать под сень пальм. — Экватор рядом. Чувствуешь ли ты это, старик?
Да, я это чувствовал. А еще я чувствовал, что мы ввязались в дело, которое ничем хорошим не кончится.
Путь до Пномтамао оказался неблизким и весьма кочковатым. А старый мотоцикл Папаши был не способен развить высокую скорость.
— Не понимаю, зачем делать зоопарк так далеко от города! — проворчал Костя, повернувшись ко мне. — Это что, атомная станция?
— Правда, нельзя ли ехать побыстрее? — спросил я Папашу.
— Опасно! — ответил он. — На большей скорости проволока начинает развязываться, — не выпуская руля, Папаша ловко изобразил плечами, как это происходит, — и от мотоцикла отваливаются детали!
По сторонам, сменяя друг друга, мелькали пальмы и хижины — на большее разнообразие рассчитывать, увы, не приходилось. Несколько километров мы молчали. От нечего делать я стал считать дома. На седьмом десятке Костя спросил:
— А кстати, как переводится Пномтамао?
— Гора дяди Мао! — ответил Папаша. — Только что это за дядя я не знаю.
— И какой ты тогда экскурсовод?
— Так я же специализируюсь на Пномпене, — удивился наш провожатый.
— А если кто захочет на животных посмотреть?
— Чего на них смотреть. — Папаша пожал своими артистическими плечами. — Их есть надо…
Костя замолчал, пораженный таким практичным подходом к жизни. Я для разнообразия начал считать пальмы.
— Ты что же, — сказал Костя через пятьдесят деревьев, — совсем животных не любишь?
— Почему? — удивился Папаша. — Люблю. Они же очень вкусные.
Костя попытался отодвинуться подальше от Папаши и в результате чуть не столкнул меня с мотоцикла.
— Не понимаю, — сказал он по-русски, — как можно что-то сделать в такой ситуации: когда четверо спасают, а все остальные едят!
Наконец мы свернули с шоссе, если так можно назвать изрытое ямами и вздыбленное кочками пространство, которое мы оставили позади, и покатили по тому, что Папаша упорно называл проселком. Само это слово подразумевает, что где-то рядом должны находиться селения. Однако вокруг не было и намека на дома. Да и сам проселок, видимо, существовал только в воображении Папаши. Зато, перепрыгивая с кочки на кочку, мы подлетали на седле так высоко, что могли без помех оглядеть окружающий пейзаж на несколько километров вокруг. Никаких видимых признаков зоопарка пока не было. Чтобы не упасть на землю, я вцепился в Костю, а тот — в Папашу, единственного из нас, кто был надежно связан с мотоциклом.
