— Почему?! — несколько опешил Костя.
— Потому что вы напишете жалобу и все испортите.
В этих словах была своя, железная, я бы даже сказал, проволочная логика.
Не в силах бороться с Папашей, Костя махнул рукой и забрался на недавно поменянное седло. Конечно, дома, в Ташкенте, он бы действовал иначе, устроил бы скандал или, может быть, просто дал Проволочному папаше по шее. Но тут, в другой стране, он растерялся. Кто знает, может, так и положено, чтобы мотоциклисты имели жалобные книги, но никому их не давали? Теперь с Костей можно было сделать что угодно. Его даже можно было продать кому-нибудь в рабство, он бы и не пикнул.
— Сколько вы возьмете? — спросил я тем временем.
Папаша только отмахнулся.
— Пустяки! Даже смешно говорить!
— Точнее? — потребовал я.
— Двадцать долларов.
— Сколько?! — Я, видимо, сильно выпучил глаза, потому что вид у Папаши стал испуганный.
— Разве это много? — удивился он.
— За двадцать долларов мы пешком дойдем. Отвязывай чемоданы!
— Э-э! — Папаша вцепился в руку Кости, который попытался покинуть седло. — Ладно, пусть будет пятнадцать.
— Сколько?! Пятнадцать?! — Я схватил Костю за другую руку и тоже стал тянуть, стараясь вырвать из лап Папаши.
— Десять! — крикнул тот, пытаясь все-таки оставить моего друга на седле.
Ошарашенный столь неожиданным поворотом, Константин молчал и переводил изумленный взгляд с меня на кхмера.
— Десять? — Я дернул друга к себе.
— Пять! — завопил Папаша, упершись тонкими коленями в мотоцикл.
Увидев, что мы наконец достигли приемлемой цены, я необдуманно отпустил руку товарища. Не ожидавший этого Папаша, сдернул Костю с седла, и они вместе рухнули на землю. Сверху на них упал мотоцикл.
Как раз в этот момент из-за угла вышел наш знакомый канадец. По-королевски обмахиваясь ушанкой, он стал с интересом смотреть на происходящее. Солнечные лучи, отраженные его лысиной, сплетались в яркую световую корону.
Искоса поглядывая на него, я поднял мотоцикл и помог встать другу. Костя, морщась, потирал покарябанное проволокой ухо.
— Пять, так пять, — сказал он. — Только поехали скорее, а то перед мировым сообществом неудобно!
Мы кое-как уселись на «машину», со скрежетом проехали мимо канадца и выбрались на шоссе.
Хотя Папаша управлял мотоциклом молча, его обращенная к нам спина, непрестанно двигалась, явно пытаясь донести до нас недовольство нашей скупостью. Ее движения были столь красноречивы, что их хотелось назвать «мимикой». Стараясь отвлечься от этих безмолвных жалоб, я стал смотреть по сторонам.
