Издатель хлопает по столу ладонью.
— Спокойствие, дорогая редакция! Во-первых, нам не до капризов. Во-вторых, несовершеннолетним без разрешения родителей никто татуировок не делает. В-третьих, надо поощрять свободу самовыражения! Ольга, у тебя как там, получилось? Отлично! Ты звезда!
И госпожа Тендер опять поворачивается к редактору:
— Так вот, что я хочу сказать: свобода самовыражения, поощрение творческой самореализации — вот, чем должно заниматься уважающее себя издание для молодёжи! А не все эти ваши: «Да как же, да что же!».
* * *
Мы с Медведем идём по улице. Колоритная, должно быть, картина: она в громыхающей мотоциклетной куртке (сам мотоцикл — пока что её мечта), в кедах, со своей двухцветной шевелюрой, и я: в костюме гангстерского вида, с простой классической стрижкой.
Медведь говорит:
— Эх, татуировки! Мой фетиш!
— Э, — крякаю я. — Гм. Ну да, да.
— Чего? — настораживается Технический.
— Да у меня, — мямлю, — тоже есть фетиш.
— Ай да Лена Фёдоровна! Ну, какой, озорница ты наша?
— Чистая кожа.
Медведь закашливается.
— Я не в пику, — плету я. — То есть, не в осуждение. В смысле, я хочу сказать, я без всяких этих: человеческая кожа — самая красивая штука на свете. Серьёзно. Ну, понимаешь?
— Ты, главное, это вслух не ляпни, где не надо, — прокашлявшись, говорит Медведь.
Но ей обидно. Дело в том, что у неё на лопатке вытатуирован Пришелец. Красивая штука. Публика, когда его видит, завывает от радости. Я имею в виду ту публику, для которой мы работаем. Как раз сегодня Медведь собирается подновить свою татуировку — раз уж всё равно собирается в такое место.
— … Так вот, это делается примерно каждые полгода, — заканчивает она свой рассказ. — По крайней мере, желательно это делать. Иначе рисунок бледнеет и расплывается.
— И что, ты вот так, дважды в год добровольно отдаёшься под пытку? — изумляюсь я.
— Я стараюсь, — задумчиво молвит Медведь. — Лень, конечно, да и дорого. А что делать?
— Но это же больно.
— Не очень. Терпеть можно. И потом, ты сама знаешь: красота требует жертв.
— Но слушай, а если тебе надоест?
— Не волнуйся, не надоест.
— Ну, хорошо, а что ты будешь делать в семьдесят? Ты что, бабка, совсем сдурела?
— Что буду, что буду. Ничего не буду. Будем две сморщенные рожи: спереди моя, сзади — его.
— Так, значит, ты будешь татуированной бабулькой?
— Буду, да, — охотно соглашается Медведь, и звякает дверным колокольчиком. — А ещё когда-нибудь я куплю мотоцикл и стану татуированной старушкой на железном коне.
