— Нет, как было на самом деле! — пристаём мы. — Как это ничего не было? А если вспомнить как следует? Нет, если как следует вспомнить. Что значит, ничего не помню? Госпожа Тендер велела оказывать нам всяческое содействие. Сказала, всех, кто не признается, будет пытать хлористым кальцием — лично. Что, струсили? Ну, то-то.
— Девочки, — умоляет чей-то дрожащий голос, — вы только имя, пожалуйста, измените. Перед учениками неудобно…
Часа через два работа Невероятно Современного Учебного центра превращается в сущее безобразие: учителя не могут перестать делиться воспоминаниями друг с другом, ученики подслушивают под дверью, а мы отправляемся дальше — опрашивать прохожих, знакомых и родственников.
Наконец, диктофон можно выключить, блокнот убрать в сумку, и, собственно, бежать домой, расшифровывать.
Следующая запись в блокноте:
— Я стеснялась всех. Теперь мой сын стесняется всех. Гости. Магазины. Поликлиника. Боится звонить по телефону. На уроках встаёт и молчит! Я с ума с ним сойду. Что делать, дорогая редакция?
— Ага, — отвечает дорогая редакция, то есть, Медведь. — Говори.
Я говорю:
— Самое ужасное — это говорить в присутствии посторонних. Во-первых, можно ляпнуть глупость. Во-вторых, голос у тебя какой-то противный.
— Это у меня голос противный?
— Я говорю, кажется! Кажется, что у тебя голос противный.
— Это твои субъективные впечатления, — отрезает Медведь. — И нечего их мне навязывать!
— Я говорю, МНЕ кажется, что у МЕНЯ голос противный.
— А! Ну, это другое дело. Мамины гости, конечно?
— Конечно. «Какая большая девочка выросла! Замуж скоро? Уже и жених есть? А я тебя вот такусенькой помню!»?
— Восторг, — говорит Медведь. — Пиши ещё одну тему: «Мамины гости». Монолог школьника. Его мысли, слова гостей — и больше ничего. Вот так, как ты мне сейчас рассказала. Ну-ну, продолжай. Как-то же ты всё-таки выросла, от стеснения не померла? И даже, глядите-ка, стала журналистом. Давай-давай, делись информацией.
— Ну, просто… Ну, я не знаю. Оно само исправилось.
— Но что-то же ты делала.
— Я пряталась, Медведь. Пряталась, а потом, когда становилось скучно, выходила.
— Ну?
— Ну, и как-то со временем все привыкли. А потом уже привыкла я.
— Привыкла прятаться?
— Нет. Привыкла, что никто не собирается надо мной смеяться. Потом… ну, как бы покороче.
— Давай длинно, если не можешь по-человечески.
— Понимаешь, какая штука. Я любила читать.
— Это и так за километр видно.
— Не перебивай меня. Больше всего я любила смешные книжки. Мне всё время хотелось тоже сказать что-то смешное. Ну, и ты понимаешь, что при таких обстоятельствах ни одного шанса остаться букой.
