— Сам ты дурак! — закричал Чика, — нет никаких островов, поняли?!
— Ах, так?! — мы с Сашкой схватили Чику и потащили его к воде.
Чика, хоть маленький и толстый, но юркий и сильный, и мы, пока с ним возились, здорово намаялись. Вокруг опять стало тихо. Чуть слышно шуршал песок, скатываясь с высоких берегов к воде. Низко, почти касаясь воды, летали стрекозы. Где-то в траве стрекотали кузнечики. Я закрыл глаза, вздохнул глубоко. Валькины слова об островах Тубуаи беспокоили меня, как обещание далеких приключений, которые неизвестно когда будут, да и будут ли вообще.
— Только вы не рассказывайте никому, — попросил Валька. Я поднял голову, посмотрел на него. Наверное, он еще хотел что-то добавить, но промолчал, лишь коротко вздохнул и перевернулся с живота на спину.
— Хорошо, Валька, — сказал Сашка. — Не скажем.
— Я, конечно, тоже не скажу, — нехотя промямлил Чика. — На фиг мне это надо, кому-то говорить. Хотя, нет, скажу! — он вскочил на ноги. — Приду к завучихе. Скажу: «Зздрасьте, Валентина Петровна! А Валька Кулешов хочет бросить школу и уехать на острова ловить рыбку и жариться на солнышке. А потом убить людоеда, запечь на костре и съесть!»
— Что ты мелешь?! — буркнул Сашка. — И вообще, брысь в сторону! Ты мне солнце загораживаешь.
— Фигня, — опять начал Чика. — Я вот в Москву хочу съездить. А то приехал тут один…
Продолжить Чика не успел, мы его перебили.
— Знаем, знаем, — хором закричали мы с Сашкой. — А все-таки он набил тебе морду!
— Не набил!
— Набил!
— Не-а! Не набил!
— Набил-набил, как миленький набил!.. — мы схватили Чику и опять потащили его к воде.
«Набил-набил, как миленький, как миленький набил»… — всю обратную дорогу эти нелепые слова запрыгнули на холку еще более нелепой мелодии и на ней гарцевали, не давая мне покоя. Я повторял этот мотив тысячи раз по пути к дому, бубнил его, слушая материно ворчание, что так поздно пришел. Я плевался этими словами в постели, поминая всех чертей, каких знал, и, кажется, мелодия мне даже снилась — это был шершавый комок, он медленно вращался у меня перед глазами, я протягивал к нему руки, он ускользал… и так до утра.
Москвича, который «побил» Чику, звали Левкой. Он приехал в наш городок вместе с родителями погостить у родственников. Мы слышали о нем, но еще не видели. Больше всех возмущался на его счет Чика. Он говорил: «Что это за пацан, который боится с нами знакомиться?!»
— Я вам говорю, он боится нас! — кричал Чика. — Знаю я этих московских, видел.
