Слова «вышла замуж» вроде бы должны были меня добить, но только подстегнули.
— Чем же она там занимается?
— Открыла лавочку предметов интерьера для богатых австралийцев. Назвала ее, кажется, «Уютная жизнь».
— А дети у нее есть?
— Да.
Пьер не сводил с меня глаз. Бедняга был в растерянности: один его друг разводится, второй разыскивает женщину, с которой ему никак нельзя встречаться. Должно быть, собственная жизнь с Катариной и двумя с половиной сотнями ежедневных звонков уже казалась ему простой и ясной.
— Потрясающе! Я так рад за нее, правда, очень приятно такое слышать… И я бы с удовольствием ей позвонил, хочется поздравить. Дашь мне ее телефон?
Вопрос был задан в лоб, и я сразу понял, что ей не хочется давать мне номер. В годы нашей совместной жизни с Софи мы с ней не встречались, но она была в курсе нашего романа, и теперешняя ее нерешительность явно означала желание защитить… Вот только кого — меня или Софи? Я настаивал, я пустил в ход самую обольстительную свою улыбку кинозвезды и добился-таки своего: мне был нехотя выдан номер телефона лавочки. Я страшно обрадовался, но звонить не спешил — мне надо было подумать. Имею ли я право снова объявляться в ее жизни? А что, если она больше не хочет меня видеть? Что, если она меня забыла? Мне надо было подумать и поговорить с кем-нибудь нейтральным.
— Ну так что, Жюльен?
Терпеть не могу психоаналитиков — ты им деньги платишь, а они тебя слушают, и только.
— Я снова думаю о Софи.
— А-а!
Это его «A-а!» вывело меня из равновесия, я вскочил с кушетки и заорал:
— Да вот, думаю! Ну и что?! Я делаю что хочу, я совершеннолетний и много повидавший, я известный актер, я богат, и вы мне остоелозили!
Он промолчал, и я разошелся еще больше:
— Достали вы меня вашими намеками! Кем вы себя вообразили, с какой стати взялись меня судить? Да что вы вообще знаете о моей жизни? Что, раз я знаменитость, так уже и пожаловаться не имею права? Я люблю эту женщину, я знаю, что это на всю жизнь, я с ума схожу по ней и ничего с этим поделать не могу! Орели я тоже люблю, но совсем по-другому. Софи — это наваждение, я на ней помешался. Мне необходимо ее видеть, трогать, вдыхать ее запах, слышать ее голос — способны вы такое понять? Вам-то легко, сидите тут, задницей к креслу приросли, и слова из вас не вытянешь! Вы никогда ничем не рискуете, так что с вами ничего и случиться не может.
Он, нимало не раздражаясь, остановил меня на полном скаку:
— Мы здесь не для того, чтобы говорить обо мне.
