Однажды, может быть… | страница 26



Я узнал этот голос, я не забыл его. Я медлил, не спеша обернуться. Хотел — и боялся ее увидеть.

Она стояла передо мной — великолепная и уверенная в себе. С годами она стала еще более женственной и привлекательной. Не успел я спросить, что она здесь делает, как Иден Клайв кинулся с ней обниматься:

— Софи, Софи, наконец-то! Спасибо, что пришла!

Ага, так они знакомы. Вот от кого она узнала, что я в Лондоне… (Позже выяснилось, что она-то и посоветовала Идену пригласить меня на эту роль.) За весь двухчасовой обеденный перерыв мы с ней не обменялись ни единым словом, разговаривали только наши глаза. По тому, как держался Клайв, я заключил, что отношения у них с Софи очень дружеские. Оказалось, они познакомились в самолете где-то между Лондоном и Мадридом: она была на работе, он летел на выбор натуры для своего нового полнометражного фильма.

— Вот как, Джулиан, стало быть, you know Софи?

— О да, действительно, я know Софи, а если точнее — украшал ее жизнь в течение шести дней. Потом она сменила обстановку.

Тон моего голоса мгновенно остудил теплую атмосферу застолья.

— Пойду-ка я лучше отдохну в гримерке, здесь слишком душно. Извините.

Несколько минут спустя ко мне вошла Софи.

— Софи, чего ты хочешь?

— То есть как — чего я хочу? Что ты имеешь в виду?

— Что? Только то, что ты пять лет не давала о себе знать, а теперь явилась как ни в чем не бывало.

— Я…

— Что — я? Ну что — я? Сейчас скажешь, что много раз хотела мне позвонить, что часто обо мне думала и что теперь жалеешь о своем решении?

— Именно так и есть…

— Слишком просто у тебя все получается, девочка! Я влюбился в тебя с первого взгляда. Я любил тебя. Я никогда ни одну женщину так не любил. А ты разбила мне сердце. К счастью, рана уже зарубцевалась, и я от тебя излечился.

Софи несколько секунд молча стояла передо мной. Потом с усилием произнесла:

— Мне жаль, что я заставила тебя страдать.

— А как мне жаль. Ладно, до встречи… через пять лет!

Она была нежеланной гостьей, и не увидеть, не услышать этого мог бы разве что слепоглухой, лишенный заодно и всех прочих чувств. Но как только дверь за ней закрылась, я понял, что опять совершил ошибку. Хватило нескольких минут, чтобы моя едва затянувшаяся рана снова начала кровоточить, и боль была такая, что хотелось сдохнуть. Я любил эту женщину, и время тут оказалось бессильно. Только все равно мне следовало сопротивляться.


Съемки в Лондоне закончились, я вернулся в Париж и решил загулять на пару с Пьером, который по-прежнему вел холостяцкую жизнь. Он перезнакомил меня со всеми своими подружками, некоторые перекочевали в мою постель. Нижний мой этаж резвился на свободе, но сердцу чего-то недоставало — какой-то малости, которая придает смысл существованию, малости, ради которой стоит жить. Пьер — далеко не дурак — во время одного из наших пьяных разговоров сунул мне в карман бумажку с номером телефона Софи. Да, да, он мне точно сунул телефон, я помню, только в какой из карманов? В чем я тогда был? Я вывалил из шкафа все свое барахло и принялся рыться.