Они переглядываются и толкают мой самсонит дальше по конвейеру.
И я одна знаю, что весь мой образ может рассыпаться всего за секунду. Я поднимаю ставку.
Я кладу паспорт на стойку. Я не улыбаюсь. Контроллёр привык, что все заигрывают с ним. До ста девушек за смену. Подумайте об этом в следующий раз, когда начнёте улыбаться хорошенькому таможеннику. Думаете, он сравнивает вас с фотографией в паспорте? Он сравнивает вас с десятком других девушек, что улыбались ему до вас.
- Снимите, пожалуйста, очки.
Я не улыбаюсь. Потому что прямо сейчас я увидела свою собственную фотографию. Она небрежно наклеена у него на стенке бюро. Я увидела себя улыбающейся на черно белом листе.
Разнарядка уже прошла. Я вижу, как он косится на мою фотографию.
И вот он уже смотрит, как я улыбаюсь ему с белого листа.
Распечатанная на сотне принтеров.
Приклеенная рядом с мониторами.
По моей натренированной спинке, бежит ручеек пота… Стекающий по ложбинке позвоночника под замочком черного бюстгальтера к пояснице и, следом, в обтягивающую юбку-карандаш.
Я исправляю прикус: отодвигаю нижнюю челюсть глубже к шее, пока он не смотрит. Создаю вид выпирающей верхней челюсти. Я хорошо помню, какой я была до брекетов. Пока ортодонтический капкан не вытянул мою нижнюю челюсть вперёд.
Я улыбаюсь, чтобы создать видимость заигрывающей красотки.
Надеюсь, это выглядит достаточно заискивающе.
Я улыбаюсь, чтобы подчеркнуть уродливую верхнюю челюсть.
Надеюсь, это достаточно отвратительно, чтобы он не подумал, что какая-либо женщина захочет так выглядеть нарочно.
Он смотрит на блондинку с волнистыми волосами, деликатно убранными в пучок на его распечатке затем на глянцевую брюнетку с длинными прямыми волосами в паспорте, который я положила перед ним. Клеопатра.
Он зажигает зелёную лампочку, и я прохожу, победно виляя попой. Удаляясь в зону посадки.
За спиной я чувствую, как он встревожен, Чуть поворачиваю голову. Он наклоняется к рации.
Я подглядываю. И, о ужас, мы встречаемся глазами. Он яростно повторяет свои слова в рацию и вскакивает с места.
Отворачиваюсь, ускоряю шаг.
В отражении стекла вижу, как он указывает на меня пальцем сотруднику охраны. Лавина начинает разрастаться.
Я на ходу стягиваю перчатки.
Не сбавляя оборотов, я захожу в мужской туалет – мужчины никогда не бывают против. Первая же кабинка становится моей последней раздевалкой. Я снимаю парик, накрывая коротко состриженные белокурые волосы фуражкой.
Я выхожу из туалета мужчиной. В белой рубашке, в черном пиджаке, черных брюках, туфлях. Я слышу, как колотится моё сердце.
