Думаю:
- Вот-вот мы разобьемся ко всем чертям.
Я думаю:
- Тогда пламя укутает нас и успокоит.
Я чувствую адский скрежет; вибрация такая сильная, что все тело трепещет в такт терпящей крушение машине.
Чтобы вы понимали, я пилот этого самолёта.
Чтобы вы понимали, автопилот отключен и переломанное пополам шасси уже вспахивает чернозем.
И даже в эту последнюю минуту.
Она продолжает лупить меня каблуком в лицо. Хватает за волосы и заставляет подняться.
С размаху я несколько раз бью её свернутым в плотный кулек спасательным жилетом.
Она отбивается и, шатаясь, отступает к ящику с надписью “стафф онли”. Там мы храним личные вещи персонала.
Самолет разворачивается на девяносто градусов, и мое тело снова швыряет на кресла. Подлокотник наносит удар в бедро, пронзая до кости иглами боли.
Запахов нет. Болевой шок заставляет зажмурить глаза.
А когда я приду в себя и наконец их раскрою, ситуация станет ещё хуже.
Как можно было протащить на борт самолёта пистолет?
Хотя простите. Мне стоило начать раньше.
У нас ведь есть пару часиков?
2. КТО ХОДИТ В МУЗЕЙ ПО УТРАМ?
Иногда вы хотите быть заметной. Иногда вам совсем это не нужно. Я провожу ватным диском по векам. Я смотрю на подушечку. Она в серой глинистой грязи, которая ещё несколько минут назад была моим лицом. Зеркало заднего вида наблюдает, как я смываю с себя аляпистую маску ночи.
Я снимаю шпильки с расколотыми набойками. Эта ночь удалась. Я надеваю удобные кожаные тапочки. Затягиваю шнурки. Стягиваю платье. Я прячусь под бесформенным свитером. Мне не нужны лишние взгляды. Больше. Накидываю серый в катышках халат. Интересно, кто носил его пока он был новым? Или советская промышленность выпускала одежду сразу в катышках? Что-то вроде рваных джинсов… В любом случае – для ‘работы’ это именно то, что мне нужно.
В уютном салоне преимущественно из шершавого пластика, словно в коконе, я полностью преображаюсь, стирая своё лицо. Не хватает только стонущего вокала Джаггера, как в клипе, где мужчины и женщины смывают с себя гипсовые костюмы, стоя под душем. Мы все очень сильно меняемся, как только наступает рассвет. От того люди и любят сказки про вампиров.
Я сверяюсь с зеркалом. Стираю ватной подушечкой последние блёстки с островатых скул. Всё, что осталось от ночи. Снова бледная и пресная. Лицо уже лишено отличительных черт. Даже губы становятся маленькими и тонкими без помады и блеска. Как надо. Я ведь знаю, как я должна выглядеть на работе. Пихаю холодными дрожащими пальцами ватные диски в отверстие подстаканника. Шершавая матовая крышечка переворачивается, скрывая эту серую грязь. Аккуратно укладываю свою светящуюся белокурую косу под невзрачный беретик.
