Отсутствие 3-го отделения и трибунала, до организации их мною лично, значительно ослабляет боеспособность и без того малобоеспособных частей гарнизона. Кроме того (подчеркнуто мной. — М. С.) нет танков и противотанковых орудий…»
10–11 июля Днепр был форсирован в 200-километровой полосе от Орши до Рогачева. 16 июля 29-я мотопехотная дивизия вермахта заняла Смоленск (700 км к востоку от границы). Две трети расстояния от Бреста до Москвы были пройдены менее чем за месяц.
К 6–9 июля (эти даты в советской историографии традиционно считаются временной границей так называемого «приграничного сражения») войска Северо-Западного, Западного и Юго-Западного фронтов потеряли 11,7 тыс. танков, 19 тыс. орудий и минометов, более 1 млн единиц стрелкового оружия. Учтенные потери личного состава этих трех фронтов составили 749 тыс. человек. Вермахт на Восточном фронте потерял к 6 июля 64 тыс. человек. Таким образом, потери личного состава наступающего — причем очень успешно, по 30–50 км в день наступающего — вермахта и обороняющейся Красной Армии соотносились примерно как 1 к 12. К концу июля численность учтенных немецким командованием военнопленных составила 814 тыс. человек. Безвозвратные потери танковых дивизий вермахта к концу июля 1941 г. составили 503 танка. К этой цифре следует добавить потерю 21 «штурмового орудия». Можно приплюсовать и потерю 92 танкеток Pz-I. Даже и в этом случае соотношение безвозвратных потерь танков сторон составляет 1 к 19.
Это есть «чудо», не укладывающееся ни в какие каноны военной науки. По здравой логике — и по всей практике войн и вооруженных конфликтов — потери наступающего должны быть больше потерь обороняющегося. Соотношение потерь 1 к 12 возможно разве что в том случае, когда белые колонизаторы, приплывшие в Африку с пушками и ружьями, наступают на аборигенов, обороняющихся копьями и мотыгами…
В годы зрелого застоя появился такой невеселый анекдот. Посреди Красной площади в Москве стоит мужик и разбрасывает листы чистой бумаги. Ну, его — ясное дело — под белы ручки и в милицию.
— Ты че делаешь?
— Листовки разбрасываю.
— Какие листовки? На них же ничего не написано!
— А что, кому-то еще непонятно?
Тем, кто видел чудовищный разгром лета 41-го своими собственными глазами, долгие объяснения его реальных причин были не нужны. Им и так все было понятно. Как по команде (а может быть — и вправду по команде) сложился негласный «заговор молчания», по условиям которого даже в секретных рапортах и докладах не следовало говорить о том главном, что и безо всяких рапортов знали командиры и подчиненные на всех ступенях военной лестницы. Вот, например, интересный документ (ЦАМО, ф. 221, оп. 5554, д. 4, лл. 34–39). 9 июля 1941 г. генерал-майор Тихонов пишет на имя Уполномоченного Ставки ГК генерал-полковника Городовикова доклад под названием
