А с Алёшкой мы друзья | страница 4



Услышав это имя, я глубоко вздохнул и опустил голову. Это у меня такой рефлекс, совсем как у подопытной собаки.

С прошлого лета родители решили воспитывать меня не только на личном примере. Нашёлся в этом мире ещё один достойный подражания человек. Но это был не Коперник, не Ньютон и не Ломоносов, а мальчишка с самым обыкновенным именем Алёша. Папа работал в министерстве, а Алёша был сыном папиного начальника.

Я прочитал много книг, написанных специально для детей, и крепко усвоил, что у больших начальников хороших детей не бывает. Видно, все писатели сговорились между, собой. Как только в книжке появляется сын академика или генерала, так я уже сразу знаю: он задавака. Всё время говорит про то, какой у него замечательный отец. Его просто распирает от гордости. Он готов на каждом перекрёстке кричать; «Глядите! Я — сын генерала! А разве у генерала может быть обыкновенный, невыдающийся сын?» А потом сразу выясняется, что он ещё и эгоист. Но ему мало быть просто эгоистом — ему надо, чтобы каждый встречный знал это и перевоспитывал его. Я таких глупых мальчишек в жизни не встречал, но писателям я верю. Раз они так пишут, значит так оно и есть.

Алёша тоже был «сынком», только, назло писателям, он решил сделаться исключением из правил.

Папа и мама познакомились с этим мальчишкой в Ялте. Они там вместе с ним и с его родителями отдыхали в прошлом году. Мой папа уплыл далеко в море, а тут как раз выглянуло солнце. Тогда мама стала охать, как бы он не получил там солнечный удар, потому что, когда на голове нет ни одного волоска, солнцу очень легко расправиться с человеком. Алёша схватил папину шляпу и поплыл к нему навстречу. Я, конечно, в этом поступке ничего особенного не вижу. Может, даже Алёшка обрадовался, что ему лишний раз искупаться удалось. Но папа с тех пор только и говорил о том, какой он, этот Алёша, замечательный человек.

Из Ялты родители привезли мне оклеенную ракушками коробку и достойного подражания мальчишку. Коробку я потерял и забыл о ней через неделю. Забыть о новом мальчишке было невозможно.

Не проходило дня, чтобы имя его не упоминалось в доме. Его образ возникал передо мной всякий раз, когда родители считали, что я провинился. В отличие от меня он никогда не получал по черчению тройки, Двину он находил на карте с закрытыми глазами. В его дневнике не было никакого разнообразия: он возвращался домой с одними пятёрками. Он не вылавливал лука из супа, чистил ботинки по утрам, уходя спать, говорил «спокойной ночи» и никогда не докатывался до желания ловить в лагере рыбу.