— Ты что? — спросил он, высовываясь из окна. Обсчитал я тебя?
Но я не мог сейчас сказать ни слова. Я швырнул в окно третий огурец, но неудачно. Он сбил с моего покупателя шляпу. Лицо у него сделалось сердитым. Он погрозил мне кулаком и вдруг поступил совершенно неожиданно для меня. Он схватил со столика купленную рыбину и, размахнувшись, швырнул её под ноги мне.
Я остановился и стоял, пока за поворотом не скрылся последний вагон.
Он не понял меня, этот гражданин в соломенной, шляпе. Он решил, что я считаю себя обманутым и явился потребовать ещё денег. И теперь я уже ничего не смогу объяснить ему.
Я поднял рыбину и швырнул её в урну. В кармане у меня остался ещё один огурец. Я бросил его на землю и растоптал ногой.
Потом я отправился на почту, сразу же решив ничего обо всём этом не рассказывать Алёше. Я размышлял о том, как трудно быть спекулянтом. От кого-то я слышал, что они здорово наживаются. Но если каждый раз, чтобы заработать один рубль, надо со стыда проваливаться сквозь землю, то мне тогда и наживы не нужно никакой.
Алёша сидел на почте и сочинял те несколько слов, которые можно было написать на бланке телеграфного перевода. Я ещё раньше предложил написать так: «Страдающие по недоразумению Толя и Алёша», — но ему это не понравилось. Он сказал, что придумает попроще. Я не видел, чего он там сочинял, но писал он старательно, обдумывая каждое слово, поглядывая на потолок.
— А я думал, ты эту рыбину съел. От тебя всего можно ожидать, — сказал Алёша, взяв протянутые мной деньги, и пошёл к окошечку сдавать перевод.
Дежурный, усатый дяденька в форме связиста, должно быть, решил, что Алёша убежал из сумасшедшего дома. Я сам видел, как у него полезли на лоб глаза, когда он читал бланк нашего перевода. У меня с глазами было то же самое, как только мне, заглянув в окошечко, удалось прочесть, что он там понаписал: «Примите сей дар с совершеннейшим к вам почтением, с уверением, что вы всегда можете положиться на неизвестных вам друзей». В здравом уме ни за что такого не сочинишь. Хорошо, что нет закона, запрещающего психам пересылать деньги по телеграфу, а то я просто не знаю, чем бы всё это кончилось.
Перечитав раза три Алёшино творчество, дежурный выписал нам квитанцию, и с чувством, как сказал потом Алёша, исполненного долга мы покинули почту.
Пока мы были на станции Перегудово, дорога на Завалишино успела вырасти вдвое. Мне показалось, что она стала не короче расстояния от Ленинграда до Москвы. А вот обещанный километр от Завалишино до Клишевы оказался самым обыкновенным, состоящим не из десяти тысяч метров, а из одной.
