Юрий Иванович не забыл, как был взбешен и одновременно напуган, увидев карикатуру, — сколько выговоров влепили по настоянию самого Юры тем любителям джаза, что пытались проигрывать на школьных вечерах «Стамбул» и «Мамбо итальяно», сколько порицания обрушил Юра на поклонников песенки «Мишка», которая считалась образцом пошлости и безвкусицы. А тут — с ума сойти! — «буги-вуги»! Скандал, катастрофа, смерть репутации и характеристики! «Какая энергия, какие силы были затрачены мной на ерунду, на эту нешуточную борьбу с невинными шлягерами», — подумал Юрий Иванович, и ему стало жалко себя — школьника, потому что не знал бедный Юра Бодров, что будут впереди и рок-н-роллы, и твисты, и шейки, что можно будет открыто, не таясь, слушать и смотреть по телевизору — которого Юра тоже пока не видел — всяческие «Битлзы», «Аббы», «Бони-М», посещать дискотеки, концерты рок-групп, и ни у кого это не вызовет гнев; не знал, оттого и прослушивал, почти до нуля уменьшив громкость и поскуливая от восторга, купленные у Тонечки пленки с рентгенограммами черепов и грудных клеток, на которых были записаны бесхитростные ритмические мелодии, казавшиеся дерзкими, вызывающе-бесстыдными.
— За что ты его так разделала? — спросил Юрий Иванович. Лидка с удовольствием доложила Юре, что это Божицкая постаралась, нарисовала карикатуру. — Любишь ведь парня, а так удружила.
— Я?! — Лариса покраснела, задохнулась от неожиданности. — Как вам не стыдно?!
— Чего тут стыдиться, чувство святое, — Юрий Иванович опять подумал о сегодняшнем поцелуе Ларисы-женщины. — Из-за Тонечки, что ли?
— А хоть бы и из-за Тонечки, — с вызовом подняла подбородок девушка. — Пусть не воображает ваш Бодров. Нас поучает, воспитывает, а сам на вечеринках у этой Тонечки что вытворяет! И вообще…
— Тихо, тихо, — Юрий Иванович прижал палец к губам, выглянул за угол, Юры не было, зашел, наверно, в класс. — А любить Бодрова вы будете даже в день свадьбы своей дочери, — он серьезно посмотрел в глаза Ларисе, — а может, и до конца жизни.
— Вы… вы дурак! — она, чуть не плача, глядела на него с ненавистью. — Старый, лысый, а такое говорите!
И, резко повернувшись, зачастила каблучками вниз по лестнице.
Юрий Иванович огорченно потер нос и пожалел, что ляпнул лишнее: не хотел, совсем не хотел обижать девушку.
Заложил руки за спину, вышел в коридор. Напротив дверей класса пристроился на подоконнике рядом с Лидкой Матофоновой.
— Борзенков еще не сдал? — отрывисто и громко спросил он, ни к кому не обращаясь.
