Марша являлась такой же неотъемлемой частью Миртл-авеню, как и пиццерия. Это была «женщина-мешок», то есть у нее не было постоянного места жительства, она спала везде, где только находила теплое местечко, а все ее имущество хранилось в бесчисленных пластиковых мешках в тележке для покупок.
Но Марша была милой личностью. Она излучала понимание и добросердечие. Постоянные гости Марио давно знали старую женщину, и ее присутствие не мешало им. Естественно, что ее одежда при постоянном бродяжничестве не всегда была в безукоризненном состоянии, а неимоверно старая шляпа с ярко-красными вишнями над левым ухом придавала ей лихой вид. Но у Марши было чувство собственного достоинства. Во всяком случае, до тех пор, пока она не выпьет две-три рюмки чего-нибудь крепкого.
Тогда она выходила из себя, громко отпускала не всегда безукоризненные шутки, хихикая при этом, и отвлекала Марио от работы. Марша любила всех людей, даже бруклинских полицейских, которые иногда ее арестовывали за то, что она постоянно шаталась и не имела определенного места жительства. И Марио любил ее.
— За твое здоровье, Марио! — прокряхтела она, принимая от него после обеда вторую порцию граппы.
Риччи закатил глаза.
— Прекрати давать ей выпивку, — сердито прошипел он Марио. — У нее же ничего нет в желудке.
— Тогда приготовь ей тарелку каннелони, — засмеялся Марио и продолжал напевать свои арии, укладывая на пиццы устрицы и оливки, поскольку именно такие блюда заказывали его клиенты утром, в обед и вечером.
— Ты не должен раздавать бесплатно нашу еду, Марио, — вмешалась его мать, которая как раз спускалась из своей квартиры в пиццерию.
Марио вытер руки о мокрое полотенце, которое засунул за пояс своего ослепительно белого фартука, обнял мать за талию, поднял ее и закружил.
— Я влюблен, мама! Я действительно влюбился, — ликовал он при этом.
— Отпусти меня. Отпусти меня сейчас же, — потребовала миссис Альбертини и, сверкнув черными блестящими глазами, посмотрела на своего сына наполовину сердито, наполовину восхищенно.
Миссис Альбертини было около шестидесяти, а на ее лице появилось только несколько морщинок около рта. Она обладала такой же смуглой кожей, что и ее сын, но это была единственная их схожая черта. Трудно было поверить, что крошечная миссис Альбертини — мать такого высокого статного парня, каким был Марио.
— Она итальянка? — спросила миссис Альбертини, как только снова оказалась на ногах.
— Американка, — ответил Марио с нажимом. — Мы здесь, в Америке. Людей, живущих здесь, называют американцами.
