- Сейчас был у меня начальник (такой-то), - говорит он мне, - и требовал от меня значительное количество разного леса без письменного законного требования, без разрешения моего начальства.
- Что же вы сделали? - спросил я его.
- Сначала отказал, - отвечал мне Не-ский, - а потом дал. Он сказал мне одно магическое слово: "Аракчеев", и я приказал отпустить; в противном случае мне угрожало удаление от должности.
Строители получили благодарность за усердие и соблюдение значительной экономии; Не-ский еще тверже стал на прежнем месте.
Магницкий был в Петербурге. В это время стали приходить оттуда и разноситься у нас вести, что он отшатнулся от бывшего своего покровителя, князя А.Н.Голицына, и вместе с Аракчеевым, под крыло которого перебежал, начал действовать против него разными интригами. Еще в бытность свою в Казани он стал холоднее относиться о князе и горячее о графе, с которым будто бы затевает новое христианское общество. Христианское! Едва ли не в то время, когда владыка Грузина ходил обвязанный платком{497}, смоченным в крови своей любимицы, которую зарезали крепостные люди, не вынесшие ее тирании. Едва ли не в это же самое время написал Магницкий свой знаменитый сон в Грузине. Вероятно, под покровом господствующей тогда силы он стремился на место другой, колеблющейся. Честолюбие ослепило его.
Скончался император Александр Павлович; на престол вступил новый государь. Быв еще великим князем, он видел, как без лести преданный во зло употреблял царское доверие и возбуждал против себя всеобщую ненависть. Участь Аракчеева была решена. Помню еще живо резко-замечательный вечер (директор Л-ров был тогда). Я сидел в своей комнате в нижнем этаже университета. Студенты уже спали; кругом царствовала глубокая тишина. Вдруг слышу какую-то тревогу, все в доме засуетилось, дежурный надзиратель прибегает ко мне и дрожа, вполголоса, объявляет мне, что приехал неожиданно попечитель, в сопровождении полицейского чиновника...
Несколько дней не принимал он к себе никого, кроме своих интимных. Наконец, я явился к нему. Он принял меня сухо, холодно; мутные глаза его выражали мне какое-то недоброжелательство...
Что было особенно причиной этого обращения со мною, я до сего времени не знаю. Догадываюсь только, что вскрыли мое письмо, где я описывал некоторые эксцентричности его управления университетом, и письмо было им прочитано; может быть, он узнал, что я ел скоромное в постный день или что-нибудь подобное.
