Анализировать характер самого Дон Жуана в условиях байроновской поэмы невозможно, так как это лишь условная формула, масштаб для измерения сложнейших отношений действительности.
Пылкая любовная связь с Юлией, кораблекрушение, блестящие строфы, посвященные острову, где происходит встреча с дочерью пирата Гайде. Возвращение к любимому колориту Востока, совершенно по-новому звучащие перепевы из «Путешествия Чайльд Гарольда», рабство Дон Жуана, проданного в султанский гарем, наконец миролюбивое и проникнутое симпатией описание Турции, совсем не предвещающее необходимости для автора «Дон Жуана» выступить во главе полка сулиотов против турок. Седая комическая фигура Суворова, по приказанию которого Дон Жуан мчится в Петербург, блестящие строчки, посвященные варварской деспотии Восточной Европы, и наконец пребывание Дон Жуана в Англии, в обетованной стране колониального грабежа, узаконенного пиратства, в стране богатых олигархов, фальшивых браков, лицемерной добродетели, бесконечного ханжества, в стране, где одновременно существуют и богатейшие дворцы и разваленные хижины рабочих, — вот главнейшие этапы Дон Жуана.
То обстоятельство, что Байрон без всякой пощады снимал покровы с настоящих побуждений европейского реакционного «человечества», было главным поводом для обвинения Байрона в безнравственности, а собственная большая и выстраданная мораль Байрона, столь непохожая на мораль христианской награды за хорошее поведение и столь напоминающая гимны Руссо естественному человеческому характеру, была просто игнорирована современной Байрону европейской критикой.
Все дело в том, что Байрон нисколько не морализирует, он не обличает. Ему были отвратительны нудные и скучные литературные формы каких бы то ни было современных «гениев», случайно попавших в роль учителей человечества. Виктор Кузен во Франции и школа «назидательных романистов» с Шатобрианом во главе, литература панегирика и сервилизма в Англии с коронным поэтом Соути во главе и наш российский «Соути» — Василий Андреевич Жуковский — все они, не зная друг друга, соединились в едином чувстве ужаса перед Байроном. Царский цензор указывал на вредное влияние произведений Байрона, проникающих в Россию. Он писал: «Безбожное влияние байроновского разума, изуродованного свободомыслием, оставляющее неизгладимый след в умах молодежи, не может быть терпимо правительством». Это было написано при появлении первых сведений о «Дои Жуане» в благонамеренных российских журналах. Тот же цензор писал о Байроне, вычеркивая эти информации: «Никакой нет пользы от того сообщения, что в Англии либо в Австралии появился писатель, поощряющий революционные выступления Зандов и Лувелей»{Занд убил русского шпиона Коцебу. Лувель убил наследного принца французского короля, герцога Беррийского.}. И в тон этому цензору Жуковский пишет Пушкину по поводу его увлечения Байроном: «Наши отроки познакомились с твоими буйными, одетыми прелестью поэзии, мыслями. Ты уже многим нанес вред неисцелимый, — это должно заставить тебя трепетать. Талант ничто, главное величие
