Но Шаддад ответил, пылая гневом:
― О Малик, разве когда-нибудь арабский всадник так поступал? Неужели ты хочешь, чтобы арабы перестали уважать меня и чтобы до конца дней своих я был притчей во языцех среди всех племен? Неужели ты хочешь, чтобы обо мне говорили: «Он захватил черную рабыню и соединился с ней в пылу страсти, и она родила ему незаконного ребенка, и когда он увидел, что этот раб вырос сильным, он дал ему свое имя, чтобы похваляться его мечом». Это — плохой обычай, и вводить его — позор.
Но Малик возразил ему:
— А разве у кого-нибудь есть такой сын, как у тебя? Клянусь честью арабов, доныне ни одна свободная женщина и ни одна рабыня на земле не рождала подобного сына. По-моему, ты должен сделать это и ввести этот обычай среди арабов, чтобы впредь они подражали тебе, ибо доблесть следует поощрять. О матери его говорить нечего, ибо женщина только сосуд для мужчины, в котором он хранит то, что посеял. Она подобна сосуду с медом: если ты берешь мед, то бросаешь сосуд и больше в нем не нуждаешься.
Но Шаддад ответил:
― О Малик, мне легче принять удар ножа, чем выполнить твою просьбу. Дай мне срок, я обдумаю все это дело и посоветуюсь со своей родней и братьями.
Так Малик вернулся от Шаддада, не получив никакого ответа и испытав унижение. И он понял, что имеет дело не с благородными людьми и что все его слова пропали даром. Он говорил про себя:
― Если бы Антара сделал с ними что-нибудь, никто не стал бы порицать его за это.
Потом он вернулся в свою палатку, где Антара сидел как на угольях, сгорая от нетерпения, и рассказал ему о своем разговоре с Шаддадом. Тут из глаз Антары покатились слезы, и он сказал, объятый глубокой горестью:
― Клянусь честью арабов и месяцем раджабом, не быть мне всадником и не оседлать мне коня, если я не воздам каждому за его дела по отношению ко мне. Не хочу я знать никого, ни родни, ни своих дядей, и не надо мне никакого иного друга и помощника, кроме этого меча, и никакого спутника, кроме прямого копья.
И Малик сказал ему:
Неужели я допущу, чтобы ты покинул нас, когда я здесь? Клянусь Аллахом, да буду я твоим выкупом, я сделаю так, чтобы ты получил то, чего желаешь, назло всем твоим врагам.
И так они говорили до тех пор, пока на землю не спустился мрак и на небе не взошла звезда Сухейль.
А Умара в эту ночь был у Малика ибн Кирада, который позвал его на пирушку. Малик заколол для него овец и велел принести вина, и они угощались и договаривались о браке Умары с Аблой и о том, когда она отправится в его шатер, и обо всех брачных церемониях, ибо после царя Зухейра и его сыновей звания эмира были достойны только Рабиа и Умара из рода Бену Зияд и еще некоторые воины из Бену Кирад, которые были отважнее, чем Рабиа и его брат.
